Давид. Давид. Его сущность, давно вошла в меня ножом, несколько раз провернулась и застыла навсегда.
Я готова была ради него на все, на любой изврат, который он бы не попросил. Он делал мне больно ночью и лелеял днем, он чередовал кнут и пряник с изяществом палача, занесшего топор.
— Майя, — зашла в спальню Василиса и села рядом со мной.
Она все знала. Мне нужно было рассказать хоть кому-то. И я знала, что Васька не трепло.
— Ты не думаешь, что он не такое чудовище, как ты считаешь?
— Я никогда не считала его чудовищем, — с улыбкой шепчу я, и утыкаюсь лбом в стекло. — Может быть в самом начале. Но я знаю, что такое настоящее чудовище и Давид не он.
— Он бы все понял…
— Мне хочется в это верить, Васька, очень. Но я не могу рисковать. Понимаешь?
— Понимаю.
— Даже если он откажет, он не будет виноват. Только я буду причиной неудачи. Я должна довести все до конца…
— А если он не расстанется с тобой? Месяц подходит к концу, а он все так же одержим тобой. Глаз не спускает, мужчин не подпускает, злится если на другого смотришь, — говорит она и сама вздыхает. — Черт, как мне все это знакомо.
— Звонил? — сразу перевожу разговор, дабы не ссориться, потому что Васька твердо верует, что мне стоит сказать правду. А я твердо знаю, что через два дня и прием у мера Москвы, Давид едет в Японию. И там мне, как его любовнице нет места.
— Звонил, — поджимает она колени и укладывает на них подбородок. — И писал. Только я отвечать боюсь, голос его услышать. Он сволочь, а я скучаю… Сильно. Он мне пулю в сердце пустил, а я ищу ему оправдание. Дура я.
— Дуры мы…
Мы проговорили еще несколько минут, а потом услышали щелчок замка и переглянулись.
И все. Пора.
Мне прощаться со сказкой, а Василисе разбираться с прошлым.
В самолете Давид держал мою руку, и одновременно читал какие-то документы, я не лезла в них, но судя по всему информация ему не нравилась.
Глаза под очками, то и дело щурились, а на лбу выделялась складка.
— Неприятности? — поинтересовалась я и переплела наши пальцы.