— Что случилось?
Юрины губы дрогнули, но что за эмоция крылась в этом движении, Володя не понял. Наверное, злость.
— Не знаю, — словно в подтверждение Володиной догадки, буркнул Юра. — Странный какой-то мужик. — Он вздохнул. — Хотя… чего я ожидал? Что кто-то вспомнит меня спустя двадцать лет?
— Для тебя это так важно? — осторожно спросил Володя.
— Не то чтобы, просто… Я очень любил это место. — После небольшой паузы Юра хмыкнул. — Наша квартира проходила насквозь через весь этаж, и из неё было два выхода. Один — на улицу к трамвайной остановке. А другой — сразу во внутренний двор. А в него, как в итальянское патио, можно попасть только через арку. — Взгляд Юры стал мечтательным, голос потеплел, и он продолжил делиться воспоминаниями: — С малых лет меня и моих друзей родители спокойно отпускали гулять допоздна — для нас этот дворик был самым безопасным местом на земле. Там всегда находился кто-нибудь из взрослых, — как сейчас тот мужик, — кто-то «свой». Соседи мгновенно реагировали, когда во двор попадал кто-то чужой — выясняли, кто такой, к кому и зачем пришёл, и в случае чего сразу выставляли вон. И вот сейчас получается, что как чужого выгнали меня… Нет, я не то чтобы очень расстроен, просто… это странно. Я пришёл с ощущением, что вернулся домой, а вон оно как получилось…
Володя не знал, какой реакции ждал от него Юра, поэтому поддержал:
— Кстати, когда я приезжал сюда, ко мне тоже пристала какая-то бабка, мол, чего это я здесь хожу. А я тебя искал. — Он грустно улыбнулся.
Юра взглянул на него, склонив голову набок.
— И в итоге нашёл! — И, будто угадав, что Володя станет спорить, отрезал: — Лучше поздно, чем никогда.
На это Володя лишь пожал плечами.
— И всё же странно, что этот мужик тебя не узнал, — добавил он после минутного молчания. — Он выглядит куда старше нас. И ладно тебя, но твоих родителей-то он должен был помнить. Хирурга-то с доступом к спирту в сухой закон…
— Да не факт. Отец постоянно пропадал в больнице. А я во дворе гулял редко — у меня то школа, то пианино. И только когда я забросил музыку и стал с пацанами мотаться… и то среди наших я был вечно на вторых ролях. Самый главный бунтарь у нас Шурик, вот его сто процентов помнят все в нашем дворе.
Они задержались в сквере ещё на час. Прогуливаясь по тенистой аллее, вышли на небольшую площадь, что раскинулась перед зданием спорткомплекса. В усадебном двухэтажном доме с колоннами, судя по афишам-объявлениям, работали секции борьбы и художественной гимнастики для детей. Юра травил байки из юности — как гонял по этой площади на велосипеде с ребятами со двора, как лазили по трубам и однажды, не удержав равновесия, свалился в заросли крапивы.
— Дня три у меня всё чесалось. Вообще всё и везде! Это было ужасно! — смеялся он.
Этот сквер всё ещё пользовался популярностью у подростков. Они, как и в Юрином детстве, гоняли по асфальтированной площадке возле входа в спорткомплекс, но уже не на велосипедах, а на скейтбордах.
Отдохнув в тени, они отправились дальше, к Юриной школе.
— А здесь, кстати, Маша училась! — сказал Юра, указывая пальцем на громаду тринадцатой школы.
— А вот и нет. — Володя помотал головой. — Она училась в восемнадцатой, а в этой Женя был физруком.
— Ой, и правда. Ну не всё же мне помнить… Главное — не забыть, в какой учился я сам!
Его школа располагалась чуть дальше, в одном из узких переулков. Но, дойдя до поворота, Юра остановился и уставился на забор, который скрывал от глаз трёхэтажное старое здание.