Наездник Ветра

22
18
20
22
24
26
28
30

– Меня выдрать? – остолбенела Агния, – я – овца?

Она обвела всех взглядом. Все закивали, и кто-то даже сказал, что лучше её держать под замком. Тогда она молча открыла рот. Спасло её то, что грозные амазонки всё продолжали подавать пшёнку, и Эльсинора с Софьей заметили, что, конечно, Агнию выдрать можно и даже нужно, но только пшёнка от этого никуда не денется. Все дружинники, осушив ещё по одному кубку, их неожиданно поддержали. Даже покладистый, молчаливый Икмор заявил, что от пшённой каши можно взбеситься.

– Вы можете ловить рыбу, – ответил князь, – Талут нынче поймал её очень много! Она была весьма вкусная.

– И от рыбы можно взбеситься, – сказал Лидул, – мы всё-таки воины, а не смерды! Не обессудь, Святослав, но я сейчас говорю от имени всех. Нас тут собралось за этим столом двести человек, и сорок пять тысяч наших товарищей со своими девками во всём городе так же думают.

– И вино у нас на исходе, – вставил Ратмир, – никак нельзя допустить, чтоб оно закончилось! Лучше сразу пойти да и утопиться. Я уж не говорю про коней. Нам скоро придётся давать им листья с деревьев!

Князь потерял терпение.

– Хорошо! Что вы предлагаете?

И тогда Стемид рассказал про село Юхронь. Все сразу пришли в восторг. Дружинники закивали, а их весёлые сотрапезницы, исключая только одну, начали подпрыгивать на скамейках и аплодировать. Но довольно скоро все стихли и поглядели на Святослава. Тот помолчал и сказал:

– Через две недели. Вы две недели сможете вытерпеть?

– Да, наверное, если только Талут не будет переворачивать лодки с рыбой, – ответил за всех Ратмир, – скажи нам, Талут, ты больше не будешь этого делать?

– Я постараюсь, – сказал Талут и заулыбался, – особенно если мне Настася сейчас споёт!

Он был уже очень пьян. Настася вся вспыхнула. Но она не успела сказать ни одного слова, поскольку Агния, про которую все забыли, хотя она продолжала стоять, как раз в этот самый миг из остолбенения вышла и разоралась. Её предложили высечь! Не так ли? И кто-нибудь против этого возразил? Нет, никто, никто! О, как это гнусно и гадко! Она жестоко, смертельно оскорблена! Она ненавидит и презирает всех, она разрывает все отношения с этим подлым, бесчеловечным Талутом, который предал её! И не только он её предал!

Все слушали её молча.

– Ну, хорошо, – воскликнул Талут, когда она замолчала, чтобы набрать полную грудь воздуха для второго потока громких и горьких слов, – значит, я свободен! И счастлив. Порадуйтесь за меня!

– Нет, ты не свободен! – не очень твёрдым, но чрезвычайно уверенным голоском пропищала пылкая Епифания, – не свободен! Ты теперь мой!

И она вскочила. Пытаясь перешагнуть через лавку, грохнулась во весь рост. Хоть рост был немаленький, осчастливленная красавица встала на ноги моментально, и, подбежав к Талуту, рухнула на него. От этого они вместе свалились на пол, и этим подняли настроение почти всем. Общему веселью не поддались только две особы – Агния и Настася. Первая оскорблённо выбежала из залы. Вторая, встав с искажённым, красным лицом, начала кричать:

– Немедленно прекратите! Остановите их! Что вы смотрите? Это гадко, подло и отвратительно! Перестаньте! У меня кружится голова! Я сейчас уйду!

– Настасенька, да они ничего дурного не делают, – с трогательной невнятностью возразила золотокудрая Эльсинора, – просто лежат на полу! Они очень пьяные.

Но Настася, тоже не вполне трезвая, продолжала плакать, стонать и топать ногами, заломив руки. Никто над ней не смеялся. Её скандальность и истеричность были общеизвестны. Тем временем, Епифания и Талут на полу уснули, не сумев даже поцеловаться. Капельку успокоившись, истеричка упала в руки Рагдая, уткнулась сопливым носом ему в плечо.

– Защити меня, – тихо прозвучал сквозь гул голосов её совсем слабый, дрожащий голос, – пожалуйста, защити!