Последняя шутка Наполеона

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кому?

– Ты что, идиотка? Ну тебя на …!

– Ну меня на …, – с готовностью согласилась Таня, вдруг завалившись на правый бок, – я тоже так думаю. Мне ужасно.

Закрыв глаза, она отрубилась. Рита взволнованно огляделась по сторонам. Вдруг заметив Рому, который весело разговаривал с двумя девушками из группы "Шизофрения", она к нему подошла.

– Рома, ты мне нужен!

Очень внимательно на неё взглянув, гитарист сказал своим собеседницам:

– Извините дамы. Дело серьёзное.

Девушки понимающе улыбнулись. Рита очень спешила. Проследовав за ней в холл, Чигринов спросил, что произошло. Она к нему повернулась. Её лицо было очень бледным.

– Рома, ты можешь выйти со мной на улицу?

– Разумеется. Но зачем?

– Я пока не знаю. Вполне возможно – затем, чтобы умереть.

Рома улыбнулся, и они вышли на улицу.

Глава четырнадцатая

Стояла уже глубокая ночь – ближе к трём, чем к двум. Небо над Москвой, вскинувшей к нему багряное зарево, пламенело. Холод осенних звёзд – более пронзительных, чем июньские, делал душу невосприимчивой ни к чему, кроме зова вечности. Он тоскующе доносился из бесконечного далека, как звук трубы викингов. Город спал.

Из большого джипа, стоявшего на парковке, среди нескольких десятков других машин, вышел молодой человек. На нём был костюм. Приблизившись к Рите и гитаристу, которые закурили, стоя возле дверей, он произнёс:

– Здравствуйте.

– О, Артём! – улыбнулась Рита, зевнув, – Как вы респектабельно выглядите! Костюмчик, часики. А откуда у вас такая машина? Ведь вы – всего лишь бедный художник, рисующий за копейки портрет какого-то лейтенанта Росгвардии! А бейсболка где? Потеряли?

– Я и сутулиться перестал, – прибавил художник, – а заодно и кашлять. Бросил курить – и вот результат. Ну, хватит дурачиться! Я надеюсь, ты понимаешь, что если я предложил тебе разговор, то тема серьёзная. Ты не очень пьяна?

– Не очень, так что в машину к тебе не сяду. Как ты узнал, что я здесь?

Серёжа очень внимательно посмотрел на Чигринова. Тот курил, совсем на него не глядя. Чёрный асфальт пустого проспекта, блестевший под фонарями, ему казался гораздо более интересным.