Драгоценность судьбы

Сайлас Редпак вошел в комнату, как ребенок в музей. На вид ему было около шестидесяти, с тонкими шелковистыми волосами, слегка развевающимися на ветру кондиционера. Его костюм был старомодного покроя и выглядел так, будто бы лучше сидел на нем, если бы он был на двадцать пять фунтов тяжелее. Лицо было морщинистое. Он носил очки и смотрел на мир поверх оправы линз. Он вошел, держа старую шляпу в морщинистых руках, и оглядел комнату. Его глаза были молочно-голубого цвета.

Я пожал его желтоватую руку и предложил стул, но он отказался. Затем я показал свое удостоверение личности двум правительственным курьерам, и они ушли. Как только дверь закрылась, Рэдпак сел на край стула перед столом. Я обошел стол и тоже сел.

Я улыбнулся ему. «Мистер Редпак, я так понимаю, у вас есть интересная история».

Он пожал плечами и посмотрел на свои ноги, которые были скрыты от меня. — Не знаю, насколько это интересно, — сказал он высоким скрипучим голосом. "Это о том азиате." Он устремил на меня свои молочные глаза. «По радио и телевидению говорили, что если ты что-то знаешь о чем-то, ты должен сообщить в полицию; А если у тебя есть что-то очень интересное, сообщи это в ФБР... Ну, я это и сделал. Пришел в ФБР и рассказал им об азиате, который пришел в мой магазин. Он высоко поднял руки и уронил шляпу. «Вдруг — свист — я в самолете, направляюсь к кому-то из АХЕ, говорят».

"АХ", Уточнил я.

"AX, ось, какая разница? Моя жена не знает, где я, и будет волноваться. Не пообедал, и желудок пуст, Утром в одном месте, вечером в другом, а сейчас уже полдень. Мой желудок расстроен, и это меня беспокоит». Он наклонился и поднял шляпу. «Я рассказываю свою историю ФБР , а потом в АХ, а потом я в Париже, во Франции. Что за день. В следующий раз, думаю, я буду держать свой большой рот на замке. Я улыбнулся. "Не хотите ли что-нибудь поесть, мистер Редпак?"

Он поднял плечи. "Забудь про это. Мой желудок все равно бы не выдержал. У вас есть пищевая сода?

"Я думаю, что мы можем получить это". Я взял трубку и попросил пищевую соду и две чашки кофе. Повесив трубку, я сказал: «Почему бы вам не рассказать мне немного о себе, пока мы ждем?»

Он снова пожал плечами. "Что тут сказать? Я владею антикварным магазином, хотя одни называют его ломбардом, а другие — помойкой. Я называю это антикварным магазином.

— И этот азиат заходил к вам в магазин?

Он нетерпеливо поджал губы. «Я уже сказал этим людям, что он зашел ко мне и спросил, не могу ли я сделать имитацию рубина».

В дверь постучали. Я открыл её и помог с подносом. Рэдпак взял свою пищевую соду. Потом мы выпили кофе.

Понемногу я выбил из него всё это. Я узнал, что у него магазин в Денвере. Он был знатоком драгоценностей и любил воссоздавать знаменитые камни и кольца с помощью бижутерии. Его хобби было известно в Денвере, поэтому тому, кто хотел такое украшение, было бы довольно легко найти его.

Это было наверно легче вырвать ему зубы, чем выбить это из него. Но когда кофе закончился наполовину, я не смог бы заклеить ему рот скотчем. Его жена и боль в животе были забыты, пока он рассказывал свою историю.

Высокий, стройный азиат пришел в его магазин на следующий день после того, как были сделаны фотографии на ракетной базе. Он показал цветное фото рубинового кулона и спросил у Редпака, можно ли его скопировать. Азиат хотел стеклянный рубин, который разделялся бы пополам, когда вы нажимали бы на ожерелье. Редпак внимательно посмотрел на фотографию и сказал, что не может воссоздать этот кулон по фотографии. Для этого ему нужен был оригинал. Азиат, казалось, понял и ушел. Он так и не вернулся.

Но после того, как житель Востока ушел, Рэдпак задался вопросом, сможет ли он воссоздать кулон из своих воспоминаний о фотографии. Было бы лучше, если бы он мог увидеть еще одну такую же фотографию. Вот он и зарылся в литературу обо всех драгоценностях, которые можно было открыть или разделить пополам. У Рэдпака была целая библиотека об этих драгоценностях, вызывавшая зависть у всех членов его ювелирного клуба. Во время этих расследований он обнаружил кое-что, что он считал очень важным.

Рэдпак допил свой кофе. Его потрепанная шляпа лежала на столе, и он откинулся на спинку стула, совершенно расслабленный. — Видите ли, — сказал он своим писклявым голосом, — мало кто знает, что в 1847 году Россия выдавала три пятых всего вновь добытого в мире золота. Эта экспансия золота была недолгой, но впечатляющей, и многие люди стали покровителями нового искусства — ювелирного искусства. В Санкт-Петербурге у них был некий Карл Фаберже, которого царь называл новым «Челлини» или ювелиром императорской семьи. Каждый год на Пасху Фаберже изготавливал прекрасный шедевр из золота и драгоценных камней».

прозвище "Челлини" придавало ему большой престиж, — сказал я.

Редпак посмотрел на меня, как я подумал сердито. — Верно, мальчик, — сказал он. — Но ты прерываешь меня.

— Извините, — сказал я с ухмылкой.