– Знаю, – перебивает Ева и держит камень над огоньком свечи, лишь слегка морщась, когда самоцвет чернеет и обжигает ей пальцы. Что она делает? Высвобождает всю драгоценную магию в воздух, делая камень бесполезным, точно кусок угля? Я всегда хоронил свои потраченные Фирны в шахтах.
Вот только Ева начинает царапать камнем руки портнихи, соскребает с его поверхности частицы и втирает ей в кожу.
– Не уходи, Марит, – тихо бормочет Ева. – Останься, и мы будем сражаться друг за друга, как делали всегда.
Якоб наклоняется и касается губами лба и кончиков ресниц служанки. Лильян утирает слезы рукавом.
Эта портниха испортила все.
Я был так близок к тому, над чем так долго трудился… Ради чего потратил все эти жизни…
Я сделал бы так, чтобы все это было не напрасно.
Увижу ли я снова маму? И, если кто-то ждет меня с той стороны, они смогут понять, почему я поступал так, как поступал, верно?
Я вспоминаю себя на поле боя.
И как наблюдал за маленьким мальчиком, баловавшимся магией.
И как Алекс смотрел балет.
И как выглядела моя мать с самоцветами в прическе…
Я потерял так много крови. Это мешает мне мыслить ясно.
Но мне кажется, будто последнее, что я вижу, прежде чем наступает полная темнота…
Эта портниха.
Как может один человек, одна-единственная девчонка уничтожить все, что я пытался сделать?
Мне могло померещиться. Теперь уже трудно понять.
Но мне кажется, будто последнее, что я вижу, – как портниха с хрипом втягивает воздух и открывает глаза.
Глава тридцать восьмая