Я думаю о первом мертвеце, которого увидел в жизни. В тот вечер в морге, куда меня привел Теннес.
– Это было для тебя так ужасно? – мягко спрашивает Хелена. – Война?
– Ты когда-нибудь испытывала страх, Хелена? – спрашиваю я. – Ты знаешь, что у него есть вкус?
Когда был маленьким, мне казалось, будто я знаю, что такое страх: я беспокоился за мать и брата, боялся умереть от голода. Но это это было абсолютное уничтожение и унижение. Осязаемый страх оставил у меня во рту сырой привкус плесени, когда я впервые испытал его. Пушки, заряженные картечью, свист пролетающей мимо шрапнели, люди с иссеченными лицами. Санитарные повозки, устеленные соломой, из которой можно было выжимать кровь.
– Филипп… – начинает Хелена, но ее слова едва долетают до меня. Я наполовину снова там. Я не стал платить за то, чтобы какой-нибудь бедолага-крестьянин занял мое место на поле боя в той второй войне, как заплатили многие богатые люди, подобные мне.
Может быть, я пытался стать достойным памяти моего отца, по-прежнему шагая по жизни в тени своего брата. Может быть, мне казалось, будто я заслуживаю этого после того, что случилось в шахте. По окончании битвы при Дюббеле повсюду были разбросаны человеческие фекалии – бомбы уничтожили походные сортиры, – и эти фекалии смешивались с разлагающимися останками, порождая тифозную заразу. Грязь, дерьмо и размазанные мозги.
У меня в памяти отчетливо отложился момент, когда птицы перестали петь.
В копях и на войне это явный знак того, что смерть рядом.
Я открываю глаза.
– Ты знаешь, почему Британия не пришла нам на помощь во второй раз? Из-за королевы Виктории. Проклятой королевы Виктории, – я моргаю, глядя вверх. – Британский народ хотел нам помочь. Особенно после первых наших поражений. Но ее старшая дочь была замужем за кронпринцем Пруссии, поэтому королева Виктория приняла их сторону. Эти события, кажущиеся такими мелкими, определили судьбу тысяч и тысяч людей. Один-единственный брак изменил судьбу целой страны. Стал роковым для Дании, стоил нам четверти наших территорий, нашей гордости и жизней целого поколения датчан. Никто не пел «Отважного пехотинца», когда мы возвращались домой. А половина из нас не вернулась вообще.
Я смотрю на красный камень на своем указательном пальце и сглатываю, но во рту у меня сухо, как в пустыне.
– Если бы ты могла сделать так, чтобы подобное не повторилось, ты бы сделала? Если бы что-то могла изменить, ты бы изменила, не так ли? Если бы это было в твоей власти?
– А это так? – спрашивает она сильным, хрустально-ясным голосом.
Я сглатываю привкус плесени.
– Ты считаешь, будто мы совсем разные, Хелена, но это не так. Мы оба проложили себе путь наверх с теми картами, которые сдала нам судьба, и теперь расставляем фигуры на шахматной доске для новой игры. Мы оба – опытные игроки и умеем вести долгую игру, верно?
И если поведем ее правильно, то не просто выиграем.
Мы изменим всю эту треклятую доску.
Глава семнадцатая
ebooksa