По другую сторону Алисы

– Спасибо, дорогая, но поверь, ты ничего не потеряла, выбрав Москву – старалась убедить я Марию, – Как твоя мама? – С некоторой осторожностью поинтересовалась я, помня о не слишком близких отношениях Маши и Ольги Алексеевны. В трубке раздражённо засопели. Вскоре подруга решила выдать достаточно нейтральный ответ:

– Нормально… Насколько у нас в принципе может быть нормально. Кстати, раз уж зашла речь, моя передавала привет твоей, они что-то давно не общались, – простите что? Я недоумённо хлопала глазами. А склероз может развиться к тридцати годам?

– Машуль, ты запамятовала, наверно? Я матушку лет с пяти перестала наблюдать в своей жизни, – короткий смешок раздался где-то в Москве.

– Нет, пока на память я не жалуюсь. Ты разве не с мамой воссоединилась столице Англии? Я честно говоря, у Алевтины Анатольевны не успела поинтересоваться, почему ты уехала… Или ты замуж вышла?

– Бинго! – Саркастично воскликнула я – И моя мать здесь абсолютно ни причем, как тебе такая мысль пришла в голову?

– Так они с Лизаветой Андревной лучшие подружки, правда, в основном по телефону, кажется, мама один раз только в гости к твоей приехала, не особо осталась в восторге от Соединённого Королевства. Потому наши мамы решили остаться друзьями по переписке, – интересные новости получаются.

– А где она именно сейчас живёт? Чем занимается? У неё есть семья? – обрушила я град вопросов на бедную одноклассницу. Казалось, собеседница находится в раздумьях. Выдержав длительную паузу, Маша соблаговолила выдать краткий ответ:

– В особняке под Лондоном цветы выращивает, – бросила небрежно подруга, – одуревший фиброзно-мышечный орган грозился оставить меня без оного.

– Хорошо, а я могу узнать её фамилию, если ты в курсе? – тревожно задала я столь волнующий меня вопрос, чувствуя, что сознание вот-вот канет в спасительную тьму.

– Андерсон, – просто выстрелила мне этим сообщением в голову, красноволосая одноклассница. Бум. Трубка выпала из недееспособных рук и, моё тело не преминуло последовать за сотовым.

Сколько прошло с тех пор, как я приняла горизонтальное положение на дорогом паркете, представить сложно. Джозеф стоял возле меня на коленях, озадаченно разглядывая меня через фирменные очки, и я отлично помнила, что данный аксессуар был без диоптрий. Позёр. Привычным движением длинных пальцев, муж зачесал упавшие ему на лицо каштановые волосы назад. Почему он стал не актёром, а врачом? Все задатки есть. Театральность в каждом, даже довольно обыденном жесте.

– Ты в порядке? Почему на полу? – Более умного вопроса в светлой голове благоверного не нашлось. Я ответила ему злым взглядом и мрачно процитировала известного героя, популярного в Советском Союзе мультфильма:

– Меня уронили! – Я предприняла не самую удачную попытку покинуть прохладный пол. Оглядев муженька с недовольством, словно он и являлся причиной моего спонтанного падения, я плюнула на наше с ним военное положение и опираясь о его не самые надёжные в этом мире плечи, поднялась на ноги. Уже смотря на Джо с высоты собственного роста, я сощурила глаза и окончательно смирилась с собственным решением сломать свою жизнь:

– Как моя мама? Ей понравился мой кофе? А печенье она попробовала? Я так старалась угодить моей дорогой матери, столько лет она была пропавшей без вести, – я задержала дыхание. Джозефу, несомненно, паркет был по душе. Похоже, расставаться с ним он не собирался в ближайшее время. Сев по-турецки, он невесело протянул:

– Твоя мама, – вежливая холодная улыбка мужа дрогнула, красивое лицо исказила гримаса гнева и негодования – Ты! Скажи, ты была в курсе, когда мы встречались? А когда сыграли свадьбу? Всё ведь нарочно, не знала, как ещё к ней подобраться! – Он наклонился ко мне, скользнув вперёд загорелыми руками по полу, с совершенно звериным выражением лица.

– Ты… Я поверил тебе… Влюбился, женился чёрт побери! Мне было плевать на твоё происхождение! Я даже дал тебе возможность не работать! А что взамен?! – Его зрачки расширились, огоньки света от включённого в углу спальни торшера, сверкали в его глазах недобрым блеском, казалось, каждый мускул его тела напрягся, словно у гепарда, готовившегося к броску на антилопу. Не хочется быть антилопой.

– А взамен, моя дорогая, ты лишила меня и матери, и жены, и нормальной жизни. Сделала меня каким-то извращенцем, – после этих слов, напряжение, пронизывающее каждую клеточку его естества, исчезло: плечи безвольно опустились, лицо расслабилось, во взгляде отражалась только боль. Ненависть и ярость утихли где-то на глубине этих голубых льдинок глаз. Пропустив мимо своих ушей фразу о счастливой жизни домохозяйки, о коей я не просила, спокойно обошла Джо и села на паркет, расположившись позади мужа. Затем обняла его, прислонилась к широкой спине, потёрлась о неё щекой, стараясь вложить в этот жест всю свою любовь и нежность, что ещё теплились в сердце. Мой голос прозвучал надломано, треснуто и, казалось, принадлежал другой женщине:

– Я узнала об этом только сейчас, увы, помню, что твоя родная мать погибла, когда тебе было всего шесть… Мне так жаль… Но брак со мной не делает тебя… Неправильным. Думаю, стоит рассказать обо всём Элизабет, – муж до этого абсолютно спокойно меня слушавший, вдруг резко отбросил мои руки и подскочил на ноги:

– Ни в коем случае! Слышишь? Не смей ей об этом говорить! – Возможно, во время падения, я сильно приложилась головой, и потеряла суть нашего разговора, а потому мне пришлось уточнить:

– Собственно, а когда ты сам об этом узнал? И как? А? – Теперь мы поменялись местами: я была на полу и нападала, Джозеф стоял и защищался. Отступив от меня на шаг по направлению к двери, он рассмеялся: