Что ещё за цирк?
– О чём догадаюсь?
– Обо всем, – невозмутимо пояснила она, начала медленно: – Вы же с ней тогда… после клуба… – и умолкла многозначительно, намекая, что дальше он должен сам.
Ну да, после клуба. Это даже словом «переспали» не назовёшь. Оно звучало слишком просто и буднично по сравнению с тем, что тогда произошло. Но и пробуждение оказалось под стать – настолько отрезвляющим, настолько жёстким и обидным, хотя бы тем, что Лиза попыталась тайком сбежать, пока он спал. Ещё и произнесла «Не трогай меня!», будто накануне он её насильно заставил или воспользовался невменяемостью. И с тех пор просто игнорировала, показательно не замечала, отводила взгляд.
Правда сейчас уже Никите не казалось, что тогда он всё правильно понял. Что Лиза с ним действительно только со зла, из мести, что просто пыталась подобным способом уравновесить предательство мужа. Да невозможно, чтобы так и только из мести.
Опять он пошёл на поводу у задетого самолюбия. Вечно с ним такое. А надо было сразу, ничего не говоря, – встать, подойти, схватить её в охапку и назад, в кровать. Или вон запереть в ванной. И пусть бы орала, возмущалась, брыкалась, царапалась как кошка, да даже кусалась. Просто сжать её покрепче и никуда не отпускать.
Но даже если тогда лажанулся, ничто ведь мешало потом – делов-то – до, после или во время рабочего дня спуститься на один этаж, зайти в её маленький кабинет, похожий на аквариум, и наконец-то добиться внятных объяснений. Или лучше самому всё сказать.
Но, видимо, мешало.
Уж слишком он не хотел в ответ на собственную откровенность натолкнуться на её неприязнь, пренебрежение и холодность. Или, наверное, вместо «не хотел», честнее было бы сказать «боялся»?
Ну, затупил он, да, но её подруга имела в виду явно не это. А что?
Неужели настолько трудно обойтись без загадок, сказать прямо? Почему у девушек вечно всё во сто раз сложнее. Странные, необъяснимые загоны.
«Я хочу понять. Сама». А разве что-то непонятно? Она ему нужна, а ей нужен он. Нужен, да. Он знает, что нужен. Так нахрена все эти «Я подумаю», если всё очевидно? Почему так трудно просто признать. Признаться. Хотя…
Он ведь и сам не признавался. Наверное, потому Лиза сейчас и не с ним. А теперь вообще непонятно, что с ней сейчас. И подруга её тоже – «Сам догадайся». Почему никогда нельзя сказать прямо, без выкрутасов и излишней значимости?
После клуба – ладно, без метафор – они переспали. Потом ещё раз. И ещё, и… Пока на самом деле не заснули. Точнее, не вырубились, больше не в силах не только сдвинуться с места, но даже просто пошевелиться.
Но так он ни до чего не додумается. Потому что, до сих пор, стоит вспомнить, и уносит. Они же тогда как безумные. Голодные, ненасытные, словно ни у того, ни другого год секса не было. Точнее, три года. И больше ничего не существовало – Никита тогда не преувеличивал – ни о чём не думалось. Вообще ни о чём.
И сейчас в голове крутилось совсем странное: вот интересно, у молодых мам это уже инстинктивно получается, независимо от сознания, на автомате – гонять туда-сюда коляску со спящим ребёнком? Её мельтешение реально отвлекало, мешало сосредоточиться, перетягивало внимание.
Ну, после клуба они переспали и… что в этом такого? А Лиза не болеет, не умирает. Тогда…
Видимо, на лице слишком явно отразился момент озарения.
– Понял, да? – воскликнула Маша, красноречиво дёрнула бровями, кивнула, подтверждая мысль, которую Никита уже успел прогнать, как слишком бредовую, и пояснила, развеяв последние сомнения: – У них до этого так с детьми и не получалось, поэтому Трофимова никак и не предохранялась. Уверена была, что проблема в ней. Я не знаю точно, что она дальше планирует делать, оставлять или нет. Она мне так и не сказала. Но, я думаю, ты тоже имеешь право решать.
Имеет право? Да он даже задуматься по-настоящему не решался.
ebooksa