Никогда не предавай мечту

22
18
20
22
24
26
28
30

Она не говорила: «Молодец, ты такой классный, ты сможешь, ну, же!» Они просто трепались о погоде, о чьих-то девчонках и мальчишках. О книгах и героях. И даже о мыльном сериальчике с неземной любовью болтали. Она смотрит подобную муть? Вряд ли. Но покачать головой, поговорить – всегда пожалуйста.

Макс никогда не понимал, почему сериалы обсуждают так, будто эти Хосе и Кончиты живут где-то на соседней улице. И вообще был убеждён, что сериалы смотрят одни старушки и тётки глубоко под сорок. Пренебрегал. Фыркал. Откровенно надсмехался. Он бы и сейчас поязвил, но не мог. Не позволил себе разрушить атмосферу доброжелательности, которую создавали и Альда, и тренер группы, и две девушки-волонтёры.

Если ему здесь не нравится, это не значит, что всем плохо. Хотя кое-кому тоже было не совсем в жилу – он видел. Сидел в углу как сыч: надутый и раздражённый. На нём словно клеймо стояло: «Не трогать!». И никто не рискнул подойти или окликнуть, познакомиться или втянуть в беседу, хотя Макс ловил на себе любопытные взгляды. И пару таких же угрюмых, как у него, наверное.

Альда улыбнулась ему последнему. Когда пообщалась со всеми. И это тоже Макса злило. Альда с ним. Она втянула его в это всё. И делает вид, что… Нет. Она не делала вид. Просто подошла к нему в самую последнюю очередь. Села рядом на лавочку и устало вытянула ноги. Поправила волосы – стянула их покрепче в хвосте. И он заметил: она вымоталась. У неё лоб и виски от пота блестят. Будто пропахала в тренажёрке долго-долго.

– Как ты? – спрашивает очень тихо и омывает светом карих глаз. Иногда, как сейчас, они похожи на переспевшие вишни. Или косточки вишнёвого варенья – тёмные, с особым оттенком винного цвета.

– Как на слёте пенсионерок, что сидят на лавочках у подъезда и перемывают кости прохожим и даже бродячим собакам, – бурчит Макс, и ему становится стыдно. Сразу же. Потому что свет в её глазах тухнет, становится темнее и короче. – Прости.

Извиниться нетрудно. Тяжелее признаться самому себе, что он только что нахамил, а может, и обидел Альду.

– Я не… – она встряхивает головой, – не сержусь. Разные ракурсы восприятия. Иногда они делятся тем, что болит, или прячутся за надуманными делами и заботами. Но у большинства тех, кто здесь давно, налаживается жизнь. Так или иначе. Появляются интересы. Вкус к происходящему. Нельзя вечно ковыряться в том, чего уже никогда не вернуть. И проще верить, что есть что возвращать. У некоторых есть шанс. Встать и пойти, например.

«Как сделала ты?» – рвётся с его губ, но он упрямо сжимает их. Не хочет лезть ей в душу, раз она скрытничает, не обнажается перед ним до конца. Либо это однажды случится, либо выпытывать и выспрашивать нет необходимости. Он знает, что ей удалось что-то преодолеть. Чудо ли, суждено ли было подобному случиться – какая разница?

– А у кого-то шанса нет, – говорит она ещё тише. – Но жизнь продолжается.

– Она прекрасно бы обошлась и без некоторых из нас, – бормочет Макс и отвешивает мысленный пинок себе.

– Может быть. Но не обходится же? Почему-то мы ей все нужны, раз дышим и продолжаем жить? Пойдём, я хочу на свежий воздух.

На свежий воздух нужно было ему. Лучшая тактика – мягко обвести вокруг пальца. У Альды это получалось. Макс не стал спорить. Позволил ей увести себя.

Уходя, он улыбнулся. Почти на выходе его осенила одна хорошая мысль. Все звали её здесь Эс или Эсми. Альдой – никто. В этом было что-то личное, позволяющее ему считать, что так, как он, никто её не видит.

Они добрели до лавочек, что стояли под тополями сразу возле Центра. Макс почувствовал, как жжёт лёгкие. Может, он задерживал дыхание? Он взвешивал кое-что. Думал.

– Как думаешь, меня угнетает только эта группа или любое скопление людей?

– Мы можем проверить, – голос у Альды спокойный. – В любой день. Да хоть сегодня. Поехать на выставку или премьеру. Покрутиться в толпе.

– Я пока не готов, – стучит Макс костылём по лавке. – Проверять сразу не готов. Появиться в толпе вот так. Слишком резко. Чуть позже, может.

С ней легко. Как с Юлией Михайловной. Тоже можно вывернуться до нижнего белья и знать, что она не будет смеяться. Но некоторые вещи он всё же не хотел бы, чтобы она знала. Иначе он станет одним из них. Господином Никто. Безликим лицом, которому можно улыбаться и жать руку, чтобы поддержать. От Альды он не желал бы такого.

– Скажи, – рисует он в пыли костылём круги, – никогда не думал об этом, а сегодня на ум пришло. – Почему вы обсуждаете сериалы так, словно все эти герои – ваша родня или знакомые? Если не вслушиваться, можно подумать, что просто сплетничаете, рассказываете свои истории или близких родственников.