Он позвонил ей поздно ночью. Взволнованный, не в состоянии внятно выразить собственные эмоции.
– Это как будто о нас… Это похоже на нашу реальность. Бездушие, безразличие, отмирание мозга и чувств. Ты только послушай, как это мощно звучит: «Каждый должен что-то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведённую из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чём после смерти найдёт прибежище твоя душа».
Как хорошо, что они заговорили об этом. Как здорово, что Максу нравится то же, что и ей.
– Это глубоко, Альда! Настолько глубоко, что мне страшно!
– «Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объёме. Сокращённое издание. Пересказ. Экстракт. Не размазывать! Скорее к развязке!» – процитировала она по памяти. – Знаешь, иногда мне кажется, и мы уменьшаемся в объёме. Укорачиваемся, становимся менее эмоциональными. Перестаём сочувствовать и сопереживать. Вслушайся только в эти слова: со-чувствовать – чувствовать то же, что и другой человек. Жить его горестями, смеяться, когда весело, поддерживать, когда плохо.
Она заразилась от него торопливостью и горячностью. Забыла на миг о собственной уравновешенности и позволила страсти вырваться наружу из клетки.
– Я бы хотел сейчас увидеть твоё лицо, – ворвался в её монолог голос Макса. Хриплый и взволнованный. – Ты похожа на яд, Альда. На… какой-то непонятный яд, который принимаешь и хочется ещё. И не понять: то ли отравишься, то ли исцелишься. Я хочу пить тебя медленно. Перечитывать, как Рэя. И находить каждый раз что-то новое.
Она замирает, околдованная его голосом. Молчит, не зная, что ответить. Внутри рождается щекотка. Где-то там, в животе. Там, где сходятся её ноги. Ей снова нестерпимо хочется потрогать себя в том месте, но она боится пошевелиться, чтобы не разрушить магию момента. Не хочется снова понять, что всё это – всего лишь крохотное очарование, а она – сплошное разочарование. Холодное и бездушное. Не умеющее чувствовать так, как он.
В ней нет чувственности, но сейчас до боли хочется быть желанной и ощущать то недоступное, о котором приходится лишь мечтать. Но ведь мечтать она может? Мечте ведь всё равно, какое у неё тело? Мечте важно, какая у неё душа.
– Эй, Альда, ты где? – звенит тревожно голос Макса. – Я напугал тебя, да, Северный Цветок?
– Нет, – она приходит в себя и прикрывает глаза. – Поздно уже. Давай спать, Гордеев. Тебе хорошо. У тебя лишний час на сон. А мне приходится вставать пораньше, чтобы успеть приехать вовремя. Разбудить тебя.
– Накормить завтраком, отвезти в центр, – подхватывает он весело. – Ты там пальцы загибаешь, когда перечисляешь свои действия?
Она не загибала, но улыбалась, слушая его речь. Он ожил, зажёгся. Ему не хочется хандрить. А остальное можно пережить. И мало сна – тоже.
– Думай что хочешь, – показывает она в темноте язык телефону. – Всё равно тебе никогда этого не увидеть.
– А ты не признаешься?
– Ни за что!
– Даже за плитку шоколада?
– Лишние калории, – хмыкает она. – И за овсянку тоже.
– А за душ? – голос у Макса проседает и гудит, как ветер в проводах.
Внизу живота сладко ёкает, и Альда кладёт ладонь туда, где растекается приятная истома.
ebooksa