— Мама! Мама! Я знал! Папа обещал! Я верил! — кричит он и бросается в руки.
— Глебушка, сынок, — обнимаю, слёзы потоками стекают по щекам, впитываются в волосы подрагивающего ребёнка. Он не плачет. Он уже большой. Просто что-то попало в глаз.
— Ника! — идёт, заваливаясь на правую ногу, баба Тоня, а следом из избы выходит Егор, держа на руках сонную Киру. Она трёт кулачками глазки, крутит головкой и замирает, увидев меня.
И я замираю, боясь пошевелиться, сделать шаг, напугать. Лишь, когда кроха протягивает ручки, срываюсь и с громким всхлипом несусь к ней. Больно. В груди. В спине. В глазах. Но это приятная боль. Правильная. Боль встречи и безграничной любви.
— Кируша, малышка, — вою, прижимая пухленькое тельце и вдыхаю аромат парного молока и ягод.
Мы так и стоим. Кира, Глеб, я и Мир, поддерживающий сзади, не дающий упасть. Вот теперь окончательно верю, что дома. Егор с Тоней тихо уходят со двора, чтобы не мешать нашему единению, не спугнуть вернувшееся счастье.
— Почему Кира не говорит? — задаюсь вопросом, когда дочка за два часа не проронила ни слова.
— Она молчит после похищения, пережила стресс, — нарочито спокойно отвечает муж.
— Ты же говорил, что всё хорошо, — стараюсь не повышать голос и не пугать малышку, пригревшуюся на руках. Она отказывается с меня слезать, а Глеб незаметно держится за брюки.
— С ними ничего не сделали, не навредили физически, — оправдывается он, с беспокойством посматривая на сына. — Поговорим потом, вечером.
— Поговорим, и теперь ты от меня не отвертишься, — злобно прожигаю его взглядом, подтверждая свои слова.
— Вы на сколько? — разряжает обстановку дед. — Мы с Глебкой по грибы собирались сходить, да клюква скоро поспеет.
— На месяц, может на два. Как Ника скажет, — спешит обнадёжить Егора Мир. — С удовольствием схожу с вами по грибы.
Егор с Тоней не расспрашивают ни о чём и ведут себя так, словно ничего со мной не произошло, будто я просто приехала в гости, как обещала полгода назад, на мне нет лишних шрамов, а волосы всё так же вьются по спине. Мне от этого легче, забыться и представить, что не было нескольких месяцев рабства и моих детей никто не похищал.
К вечеру Мир становится молчаливым, а на его плечах бугрятся в напряжении мышцы. Он не готов поведать мне правду и подбирает более мягкие слова. Уложив детей, возвращаюсь к нему и указываю взглядом, что пора уединиться. Если бы речь шла о сексе, муж бежал бы вперёди меня, а сейчас еле переставляет ногами, словно двигается на казнь.
— Рассказывай. Я жду, — занимаю место у окна, обхватываю себя руками. Дамир ещё не начал говорить, а меня уже трясёт от озноба.
— Давай прежде обработаем тебе спину, — оттягивает разговор.
— Спина потом, сначала ты расскажешь мне всё, что случилось с нашими детьми, — добавляю твёрдости и в ожидании смотрю на него.
— Мы искали две недели, — опускает голову Мир и тяжело садится на кровать, как будто его тело накачали чугуном. — Их собирались продать на закрытом аукционе для педофилов, поэтому не трогали и берегли. Мы вырезали всех до единого, и организаторов с извращенцами, и тех, кто вас похищал. Остались Аль-Саффар, но со временем и они получат своё.
— Почему Гарыч так ненавидел тебя? — выдавливаю сквозь слёзы. Руки дрожат, а в глазах расползается муть.
ebooksa