«Но почему подобным странным образом?» — спросил бы кто-то.
«Да потому, что она — ведьма! — был бы ответ. — А все знают, что ведьму можно встретить, надев одежду навыворот и пройдясь по улице задом наперед. Или думают, что знают: с этими суевериями никогда нельзя сказать точно…»
Томми двигала простая логика: он считал, что его заколдовали, и хотел, чтобы ему кто-то помог. А помочь могла лишь другая ведьма… добрая ведьма. Такая, как мисс Мэри. Мисс Мэри лучше всякого рыбьего жира. Что может быть проще?..
Томми пятился, следуя по улочке, которая полого ползла вниз с холма. Не позволяя себе оборачиваться и подглядывать, он надеялся и ждал. Ждал, что вот-вот… вот сейчас она появится… еще немного… еще пару футов…
Но он все шел и никого не встречал. И с каждой секундой, с каждым пройденным шагом он отчаивался все больше. В голове стучало: «Что ты делаешь?», «Куда ты идешь?», «Вот бы Чарли посмеялся…» и «Врут они все про ведьм: зачем им к тебе являться, даже если ты пятишься и надел одежду навыворот? Это же глупо!»
Томми так задумался о том, какой на самом-то деле дурацкой была его идея, что в первый миг и сам не заметил, как на кого-то натолкнулся.
Да! Это была она! Он ее встретил!
— Получилось!
Томми обернулся.
— Что получилось? — спросила мама.
Не сработало! Не вышло! Конечно, а чего еще ожидать от глупых суеверий?!
— Это ты? — захныкал мальчик. — Почему это ты?
— А ты кого рассчитывал увидеть? — удивилась мама.
В руках у нее был коричневый бумажный пакет, из которого торчали длинные французские багеты; оттуда же пахло специями. Мама просто возвращалась из лавки.
Томми был раздосадован — нет, он был в настоящем отчаянии: все его надежды рухнули, сброшенные с обрыва и придавленные этим коричневым пакетом.
— Ну-у-у… — Томми разочарованно опустил голову. — Это всего лишь ты…
— Так, я не «всего лишь», а твоя мама, Томас Кэндл, — строго сказала мама и взяла сына за руку. — Позволь спросить, что ты делаешь на улице в таком виде? Да еще и босиком! Ты ведь болеешь!
— Не позволяю, — храбро заявил Томми и попытался выдернуть руку, впрочем, без особой надежды освободиться: мама умела цепляться, как кошка, которая карабкается по дереву.
— Что? — она не поняла.
— Не позволяю спросить, что я делаю на улице в таком виде.