Глава 2.3. Новые переговоры с Москвой, свадьба Сапеги и внезапная смерть короля
В жизни Льва Сапеги 1586 год был отмечен по крайней мере тремя крупными событиями. Одно из них было радостным: Лев впервые связал себя узами брака; другое — печальным: в конце этого года умер король, который поспособствовал его невероятному восхождению по карьерной лестнице, а третье, тесно связанное с первым, — вероятнее всего, конъюнктурным: Сапега в очередной раз изменил вероисповедание.
В возрасте двадцати девяти лет Лев Сапега женился на Дороте Збаражской, дочери люблинского каштеляна Андрея Фирлея. Их свадьба состоялась 1 сентября 1586 года. Для Дороты это был не первый брак. Раньше она была замужем за шестидесяти трехлетним стариком Стефаном Збаражским, воеводой трокским, родила ему дочь (к слову, Дорота стала третьей по счету женой Стефана Збаражского). Естественно, что их брак не мог быть долгим. Любвеобильный трокский воевода умер в 1585 году. Крещенный по православному обряду при рождении, убежденный протестант в сознательном возрасте, перед смертью он успел принять католичество — история, типичная для того времени.
Будущая жена Сапеги, наследница большого состояния, — католичка, а он — протестант. Чтобы стать мужем Дороты, в 1586 году Лев переходит в католицизм [18, с. 222]. В данном случае изменение вероисповедания было продиктовано чисто прагматическими целями, а именно женитьбой, и никакой моральной подоплеки, как, скажем, у Николая Радзивилла Сиротки, под собой не имело.
Чтобы сыграть достойную свадьбу, Сапега вынужден был продать одно из своих имений за пятьсот коп грошей. Однако пустить пыль в глаза и заставить молчать недоброжелателей (о его жене отзывались весьма нелестно) пышной свадьбой все равно не удалось.
Этот брак был недолгим: через пять лет, в 1591 году, Дорота ушла из жизни. Однако она успела родить Сапеге сына Яна Станислава и еще троих детей, которые, впрочем, умерли во младенчестве. По утверждениям некоторых биографов, свою падчерицу Барбару Збаражскую Лев Сапега также воспитал как родную дочь.
Получив должность подканцлера литовского, Сапега стал вторым человеком в государственной канцелярии. Перед ним открылись исключительные возможности для претворения в жизнь давней мечты — создания мощного белорусско-литовского государства, способного экономически и военно-политически противостоять врагам, не зависящего от союзной Польши [52, с. 17]. Чего еще должен желать молодой мужчина, легко взошедший на вершину власти? Продолжать свой путь, стремясь достичь вожделенной цели. Астафий Волович, великий канцлер и виленский каштелян, не мешал ему в этом. Однако далеко не все сразу получалось так, как хотелось. Успехи молодого и не слишком родовитого Сапеги вызывали раздражение у литвинской знати, недолюбливавшей не только короля Стефана Батория, но и его удачливого протеже.
Однако интриги магнатов были незначительными по сравнению с очередной политической авантюрой, в которую пустились старые знакомые Льва Сапеги — Андрей Щелкалов и Борис Годунов. В начале 1585 года переводчик Посольского приказа Яков Зборовский, принимавший непосредственное участие в русско-австрийских переговорах, находясь в Польше, довел до сведения поляков исключительно важную информацию о положении в Москве. С его слов, русские окончательно договорились между собой, управление всем государством Московским сосредоточено в руках двоих — Бориса Федоровича Годунова и Андрея Щелкалова. Причем Щелкалов занимает более прочное положение, нежели зять великого князя (Б. Годунов) [116, с. 28].
В начале 1585 года Б. Годунов направил в Вену несколько доверенных лиц. Переговоры с императорским двором держались в строжайшей тайне. Но польско-литовские дипломаты все же узнали о них: щедрое вознаграждение способно развязать любые языки.
Разоблачения тайной московской политики, сделанные Яковом Зборовским, носили сенсационный характер.
Не рассчитывая на то, что Ирина Годунова удержит трон после смерти Федора, Борис Годунов тайно предлагал Вене договориться о заключении брака между ней и австрийским принцем и о последующем возведении принца на московский престол. Федор Иванович имел слабое здоровье и ему предсказывали короткую жизнь. Он чуть было не умер в первый год своего правления. Борис Годунов понимал, что кончина Федора привела бы к крушению его собственной карьеры, и лихорадочно искал выход.
Но сватовство завершилось неслыханным скандалом. Великий князь Федор выздоровел, а переговоры получили огласку. Литовский посол Михал Гарабурда, направленный в Москву Львом Сапегой, заявил решительный протест по поводу венских переговоров. Инициаторы венской интриги выступили с неловкими оправданиями. Цель, поставленная Сапегой, была достигнута. О переговорах узнали политические противники Бориса Годунова и Андрея Щелкалова. В первую очередь сам великий князь Федор, женатый на Ирине Годуновой, родной сестре Бориса. С этого момента безоблачные отношения между двумя родственниками омрачились. В дальнейшем с виду кроткий, недалекого ума великий князь Федор не раз потчевал палкой своего хитроумного шурина Бориса Годунова.
Литовская дипломатия оказалась на уровне, ведь если бы это дело удалось, Речи Посполитой грозило бы оказаться меж владений Австрийского двора. В случае смерти Стефана Батория она невольно должна была бы избрать на трон кого-нибудь из принцев этого дома, чего не хотели ни сам Стефан Баторий, ни коронный канцлер Ян Замойский, ни Лев Сапега.
Когда Стефану Баторию сообщили, что этим делом озабочен не только Австрийский двор, но и в замке Регенсбург собрались курфюстры немецких княжеств для совещания о помощи Максимилиану в борьбе за престол московский, король почувствовал угрозу для Речи Посполитой.
Решено было направить в Москву уже известного и хорошо принятого там, притом еще и православного, Михала Гарабурду, минского каштеляна (военный комендант минского замка). Старик Гарабурда был уживчивым и всеми уважаемым дипломатом и к Московии относился с симпатией.
Он вез московскому правительству предложения, которые должны были противодействовать предложениям австрийцев. Новая инициатива панов-рады Великого княжества — проект польско-литовско-московской унии, которая породнила бы эти три славянских государства [71, с. 357]. Участвовал в разработке этой идеи и Лев Сапега. Суть нового проекта заключалась в следующем. В случае смерти Стефана-короля и отсутствия у него потомков Королевство Польское и Великое княжество Литовское соединить с московским государством под одну государственную руку великого князя Федора: Краков против Москвы, а Вильно против Новгорода. В случае смерти великого князя Федора московскому государству быть «под рукой нашего государя — Стефана Батория, а другого государя московитам не искать» [123, с. 202].
Московские бояре не приняли такого предложения литвина. Однако тот твердо вел линию Сапеги, предлагая разные варианты: «Если пошлет бог по душу господина вашего, то государство Московское соединить под рукой господина нашего; государства разные, а голову одну бы над собой имели. Если же Стефана-короля не станет, то нам, полякам да литвинам, вольно выбрать в государи вашего князя, а вольно нам его и не выбирать» [123, с. 202].
Видя такую настойчивость, бояре московские заявили следующее: «Ты, посол великого государя, пришел к великому государю нашему и такие некрасивые слова говоришь об их государевой смерти? Кто нас не осудит, если мы при живом государе, видя его здоровье, будем такие переговоры вести?»
Услышав такой ответ, Гарабурда понял всю тщетность своих усилий, удобный момент был упущен, Федор выздоровел. Литовский посол на месте убедился, что скорая смерть Федору не угрожает, поэтому вести наступление на бояр не имеет смысла. Тем не менее он выдвинул новое предложение — созвать на границах государств съезд государственных людей для утверждения вечного мира между странами. Бояре, имея целью выиграть время, соглашались на съезд, но с условием продолжения срока перемирия. На это Гарабурда возразил, что ему такого поручения не давали. Тогда бояре ответили: «Но что за дело с собой привез? Приехал с мелочью, с тем и уедешь» [123, с. 203]. Славянский союз и вечный мир, со слов московитов, ничего не значащая мелочь.
Гарабурда действительно уехал ни с чем. А зря московские бояре не согласились обсуждать проект персональной унии. В скором времени они вспомнят об этом предложении Сапеги.
ebooksa