Время милосердия

22
18
20
22
24
26
28
30

Центром округа Ван-Бюрен был заштатный городишко Честер. Согласно переписи 1980 года, его население составляло 4100 человек, на тысячу меньше, чем в 1970-м, и не приходилось сомневаться, что при следующей переписи результат окажется еще плачевнее. Честер был вдвое меньше Клэнтона и выглядел пустыннее. В Клэнтоне имелась хотя бы полная жизни центральная площадь с кафе, ресторанами, офисами, всевозможными магазинами. Честер находился недалеко от Клэнтона, но половина витрин на его главной улице были заколочены досками из-за недостатка арендаторов. Ярчайшим признаком экономического и социального упадка являлось то, что все адвокаты, кроме четырех, сбежали из Честера в города покрупнее, в том числе в Клэнтон. В давние времена, когда там еще практиковал Омар Нуз, их было в округе целых двадцать.

Среди пяти зданий суда в 22-м судебном округе суд в Ван-Бюрене выглядел хуже всех. Это было недоразумение столетней давности, явное доказательство того, что отцы города и тогда не могли позволить себе нанять архитектора. Когда-то это было приземистое трехэтажное сооружение, обшитое белыми досками, со множеством тесных кабинетов, где ютились все – и судьи, и шерифы, и всевозможные клерки, даже окружной инспектор по урожайности. Десятилетиями, в том числе в недолгий период относительного роста, к зданию лепили пристройки, напоминающие злокачественные опухоли, и теперь суд округа слыл самым уродливым во всем штате. Это звание присвоили неофициально, однако суд обрел печальную известность среди адвокатов, быстро сбегавших оттуда, куда глаза глядят, унося в сердце ненависть к злосчастному месту.

Снаружи суд озадачивал, внутри же был попросту ни к чему не пригоден. Здесь ничего не работало. Отопление почти не справлялось с зимними холодами, кондиционеры летом потребляли электроэнергию, но почти не охлаждали. Все – канализация, электричество, охрана – регулярно давало сбой.

Налогоплательщики, исправно жалуясь на всю ситуацию, тем не менее отказывались платить за ремонт. Самым очевидным решением было бы просто чиркнуть спичкой, но поджог все еще считался преступлением.

К горстке упрямцев, ценивших непонятно за что этот странного вида дом, принадлежал досточтимый Омар Нуз, старший судья 22-го округа. Годами он правил на втором этаже, заседая в просторном помещении суда и практически проживая в своей комнате позади него. На том же этаже в его распоряжении имелся зал поменьше, предназначенный для более спокойных разбирательств. Рядом располагались кабинеты секретаря, судебной протоколистки и клерка.

Большинство местных жителей считали, что, если бы не Омар Нуз и не его могучее влияние, здание суда давно бы снесли.

Приближаясь к семидесяти годам, он все меньше выезжал в другие свои четыре округа, притом что сам вообще не садился за руль. В Клэнтон, Смитфилд, Гретну, в Темпл, центр округа Милберн, до которого было два часа езды, его возили судебная протоколистка или клерк. У судьи появилась привычка вызывать юристов из этих городов к себе. По закону Нуз должен был судить по очереди во всех пяти округах, но он доказал, что умеет находить способы оставаться дома.

В понедельник Джейку позвонили и попросили прибыть в 2 часа дня во вторник на встречу с Нузом «в кабинете судьи». Кабинеты для судей имелись во всех пяти судах, но Нуз подразумевал под «кабинетом судьи» исключительно свой ненаглядный Честер, штат Миссисипи. Джейк объяснил секретарю, что днем во вторник он занят, и это было правдой, но та ответила: «Его честь ожидает, что мистер Брайгенс отменит по такому случаю все свои дела».

Поэтому во вторник днем он ехал по тихим улицам Честера и радовался, что живет не здесь. Клэнтон распланировал после Гражданской войны один генерал, благодаря чему город получил четкую геометрическую схему, в центре которой величественно высилось здание суда. Честер же судорожно рос на протяжении многих десятилетий, без всякой заботы о симметрии. Здесь не было ни площади, ни нормальной Мейн-стрит. Деловой квартал представлял собой сплетение дорог, соединявшихся под причудливыми углами и чреватых транспортными заторами в случае напряженного движения.

Главная местная странность заключалась в том, что пресловутое здание суда даже не находилось в черте города. Оно стояло в одиночестве, которое язык не поворачивался назвать «гордым», готовое вот-вот обрушиться, на шоссе в двух милях восточнее самого городка. Еще в трех милях на восток находился городок Свитуотер, вечный соперник Честера.

После Гражданской войны мало из-за чего в округе имело смысл ломать копья, однако оба городка умудрились продлить свою вражду на десятилетия и в 1885 году не сумели договориться, какой из них будет признан главным. Дошло даже до пальбы и до потерь в размере одного-двух человек, но губернатор, никогда не посещавший округ Ван-Бюрен и не строивший подобных планов, выбрал Честер. Для охлаждения горячих голов в Свитуотере здание суда возвели около болота почти на полпути между двумя городками. На рубеже веков почти весь Свитуотер выкосила эпидемия дифтерии, и ныне от него осталась лишь пара церквей, и те на последнем издыхании.

Выехав из Честера, Джейк увидел здание суда, окруженное припаркованными автомобилями. Он готов был поклясться, что один флигель отклоняется от заданной центральным корпусом вертикали, как Пизанская башня. Джейк нашел место для машины, вошел внутрь и поднялся на второй этаж, где темнел пустой зал суда. Там он миновал ряды древних пыльных скамей для зрителей и барьер подсудимых. На стене висели выцветшие портреты почивших политиков и судей, сплошь белых мужчин. Все здесь было покрыто слоем пыли, мусор из корзины давно никто не выносил.

Джейк открыл заднюю дверь и поприветствовал судебного секретаря. Та выдавила улыбку и кивнула на еще одну дверь: не стойте, он ждет. Судья Нуз восседал в своей «судейской» за квадратным дубовым столом. Все пространство стола было покрыто аккуратными стопками бумаг, создававшими ложное впечатление, будто любой нужный документ может быть найдена тут мгновенно.

– Входите, Джейк, – произнес Нуз с улыбкой, но не поднялся навстречу. В пепельнице, где поместилась бы изрядная порция спагетти, лежали полдюжины курительных трубок, наполнявшие воздух специфическим запахом. В двух массивных окнах были заметны трещины длиной дюймов восемь каждая.

– Добрый день, судья! – Джейк обошел кофейный столик, стойку со старыми журналами, стопки юридических фолиантов, место которым было на полках, а не на полу, и двух бежевых лабрадоров, соревновавшихся, похоже, в долголетии со своим хозяином. Джейк помнил, что в прошлый его визит они бегали еще щенками. Собаки и Его честь были, безусловно, в почтенных летах, но все остальное тут было неподвластно времени.

– Спасибо, что приехал, Джейк. Как ты знаешь, два месяца назад мне сделали операцию, и я пока не вполне пришел в себя. До сих пор побаливает…

Из-за нескладного телосложения и длинного свисающего носа Нуза еще в молодые годы прозвали Ихаводом[4]. Прозвище прижилось, и, когда Джейк начинал свою адвокатскую практику, оно было так популярно, что его употребляли все кому не лень (конечно, за глаза). Со временем прозвище утратило популярность, но сейчас Джейк вспомнил слова Гарри Рекса, произнесенные много лет назад: «Никто так не любит хворать, как Ихавод Нуз».

– Да, судья.

– Есть кое-какие проблемы, и нам придется обсудить их. – Нуз выбрал трубку, постучал ею по краю пепельницы и закурил при помощи зажигалки-огнемета, едва не опалившей его густые брови.

«Неужели? – подумал Джейк. – Я-то полагал, вы вызвали меня просто так!»