Время милосердия

– У тебя есть любимый предмет?

– Вообще-то нет. Мне ни одни не нравился. Я ненавижу школу.

Учителя это подтверждали. Они были единодушны во мнении, что Дрю безразличен к учебе, с трудом дотягивает до удовлетворительных оценок, имеет мало друзей, нелюдим, в школе ему некомфортно.

Первое впечатление Карлы походило на то, что ей описывал Джейк. Этому пареньку трудно было дать шестнадцать лет, скорее тринадцать. Субтильный, тощий, с давно не стриженной копной светлых волос. Неуклюжий, робкий, не смотрит в глаза. Не верилось, что он совершил такое ужасное преступление.

– Что ж, – сказала Карла, – многие ребята ненавидят школу. Но без образования нельзя. Давай договоримся, что у нас с тобой не школа. Назовем это частным наставничеством. Я хочу уделять каждому предмету по полчаса и давать тебе домашние задания.

– «Домашнее задание» звучит по-школьному, – усмехнулся Дрю. Все трое рассмеялись. Джейк усмотрел в этом крохотный прорыв, первую попытку своего клиента пошутить.

– Наверное. С чего бы ты желал начать?

Он пожал плечами:

– Мне безразлично, вы – учитель.

– Тогда начнем с математики.

Дрю нахмурился, Джейк пробормотал:

– Я тоже в ней не силен.

Карла вынула из сумки тетрадь и положила на стол. Достав из нее листок, она сказала:

– Тут десять базовых примеров, хочу, чтобы ты их решил. – Карла дала Дрю карандаш. Это были простейшие примеры на сложение, любой пятиклассник решил бы их в считанные минуты.

Чтобы снизить давление на парня, Джейк достал из портфеля папку и углубился в чтение какой-то юридической казуистики. Карла стала листать учебник истории. Дрю приступил к решению примеров, не выказывая никакого рвения.

Учился он, мягко говоря, неровно. Парень уже успел поменять не менее семи школ в разных округах и штатах. Дважды его отчисляли, несколько раз переводили. Он пожил в трех приемных семьях, в одном сиротском приюте, в двух семьях родственников, в арендованном трейлере, четыре месяца провел в колонии для несовершеннолетних (за кражу велосипедов), вкусил бездомной жизни, в которой не было места школе. Самым стабильным периодом было время от одиннадцати до тринадцати лет, когда его мать отбывала тюремный срок, а их с Кирой отправили в баптистский приют в Арканзасе, где было хорошо и безопасно. После досрочного освобождения Джози забрала детей, и семья продолжила скитаться.

С письменного согласия матери Порсия прилежно изучила оценки Дрю и Киры, составив две короткие и печальные биографические справки.

Джейк, изображавший вдумчивое чтение, на самом деле размышлял о том, какой значительный путь проделал его клиент за истекшие одиннадцать недель. На их первых встречах Дрю пребывал в ступоре, потом стал цедить хотя бы какие-то слова, провел две недели в Уитфилде, вынужденно смирился с безотрадным сидением в одиночке и теперь уже мог поддерживать подобие беседы и даже спрашивал о своем будущем. Почти не приходилось сомневаться, что ему помогают антидепрессанты. А также и доброе отношение Зака, одного из надзирателей, иногда уделявшего ему внимание. Зак носил парню шоколадные пирожные, которые пекла его жена, и комиксы; он дал Дрю колоду карт и научил играть в кункен, в покер и в очко. В часы затишья Зак заглядывал к Дрю и играл с ним партию-другую. Он был противником одиночного заключения.

Джейк заглядывал к Дрю почти ежедневно. Они часто играли в карты и говорили о погоде, девчонках, друзьях, детских играх. О чем угодно, кроме убийства и суда.

Адвокат до сих пор не был готов задать своему клиенту важнейший вопрос: «Ты знал, что Кофер насиловал Киру?» Не мог, поскольку не был готов к ответу. Если да, то появлялся мотив мести, а месть означала, что Дрю действовал с расчетом защитить сестру. А расчет был равен преднамеренности, из чего вытекал смертный приговор.