Мудр был Создатель сущего, и поистине много заложил он в своё творение того, что поможет ему уцелеть, поможет сделать нового Творца, конечную мировую монаду, поистине совершенной.
«Ты поняла, — хором сказали Мечи. — Теперь бери его! Бери фламберг!»
Всё оставалось тихо на Утонувшем Крабе. Не безумствовали вокруг него шторма, не выли ураганы, да и сам Спаситель остался только в памяти здешних камней.
Клара стояла, зажмурившись, но глаза её дивным образом прозревали всё вокруг. Да, вот они, рати демонов, притаившиеся во мраке среди развалин. И вот те, кто ими водительствует — юноша и та жуткая чародейка, поистине не от мира сего, с такими Кларе ещё никогда не доводилось сходиться в бою. Они ждут, уверенные в успехе, не сомневаясь, что их никто не видит, не чувствует, не замечает… Безумные Боги, которых Клара прежде почитала за сильнейших магов, этой чародейке не годились и в подмётки.
Клара хотела крикнуть, хотела предупредить своих — хотя бы Сфайрата! — и не могла.
«Не имеешь права», — холодно прозвенел Драгнир.
«Уста твои да пребудут замкнуты», — подтвердил Иммельсторн.
И сразу же грянули, оба вместе: «Зови Третий Меч!»
Клара позвала. Позвала, ныряя в бездну собственной памяти, отгоняя самые дорогие, самые милые сердцу воспоминания: их со Сфайратом дом, рождение детей, их праздники, их приключения — как у них после одного похода на ярмарку в Беллеоре появился страж-кот Шоня, например[12]. Всё это надлежало сейчас забыть, и неведомо, на время лишь или вообще навсегда. Надо было звать Меч, вытягивать образ фламберга: как он мелькал гибельным размахом в руках той наглой девчонки Сильвии, непозволительно талантливой сорвиголовы; как он крушил скрижали в гробнице; вспомнить каждый извив его волнистого клинка из чёрной стали, не воронёной, а чёрной на всю глубину, потому что и выкован он был не из простого железа — скорее, даже вообще не из железа.
Вспомнить всё. Прожить целую жизнь его хранителем, вынужденным исполнять злую волю клинка; ибо лишь муки и гибель простых смертных способны дать силу, коя потребуется в последние часы этого мира.
Жестокий закон сущего, и нет смысла роптать на него.
Ты или принимаешь существующий порядок вещей, или восстаёшь против него, и тогда сущее, по закону меньшего зла, молча и равнодушно сбрасывает тебя со своего пути. Ему нет до тебя дела, оно живёт, чтобы дать пристанище другим, не столь озабоченным, как ты, вселенской справедливостью. И кто скажет, что их жизни менее ценны, чем твоя?.. Уйди с дороги, смирись, ибо так было, так есть и так будет.
«Нет, — громко и чётко подумала Клара. — Так не было и так не будет. Фламберг станет моим, я подчиню его, я не дам никому им распоряжаться!..»
«Верно, — дружно одобрили два других Меча. — Подчиняй! Овладевай! Неважно, кто понесёт в мир Третий Меч, лишь бы понёс».
Они, разумеется, лгали, эти два бездушных конструкта, эти две нечеловеческие сущности, созданные лишь для того, чтобы в оный день исполнить своё предназначение, а зачем, во имя чего и какой ценой — их совершенно не волновало.
Шуршали волны и светили звёзды, мягкая южная ночь плыла над страшной раной Утонувшего Краба. Демоны ждали.
Кларисса Шварцхорн Хюммель, боевой маг Долины, чьё слово больше её жизни, не открывая глаз, протянула руку.
И ничуть не удивилась, ощутив в ладони шершавую, чтобы не скользила, рукоять чёрного фламберга.
— Есть! — выдохнула Царица Ночи. — Есть, Матфеи мой, есть! Эта дура, Хюммель… она добыла-таки фламберг! Добыла! Ну, теперь наш черёд… начинай!
Матфей Исидорти нехотя кивнул. Ему, надо сказать, уже давно было очень, очень не по себе. Смог бы, так и вовсе кинулся бы наутёк очертя голову, забрав с собой всех демонов, каких бы только сумел. Нашёл бы, где с ними устроиться…