Сежес закусила губу, набычилась. Гордая чародейка терпеть не могла подобных афронтов.
Гном Баламут, о котором все, казалось, забыли в суматохе, молча шагнул вперёд, собой закрывая волшебницу.
Крылатая тварь повернула уродливую голову в сторону новых врагов. Верно, разбившаяся без вреда о её чешую магическая стрела придала ей уверенности; широкие крылья развернулись, с хриплым клёкотом бестия взлетела, сразу же ринувшись вниз на кольцо застывших Вольных.
Шесть небольших арбалетов выпалили разом. Две стрелы угодили в цель — в правый глаз чудовища; левый, однако, остался цел, и тварь, завывая от боли, рухнула на врага, одним взмахом крыла попытавшись смять и раскидать дерзких; громко клацнули зубы в смрадной пасти.
Сабли Кер-Тинора просекли чешуйчатую броню страшилища, но неглубоко, и чуть не засели в ней; секира Баламута оказалась более действенна, дошла до кости, и левое крыло бестии повисло; из раны струёй ударила чёрная кровь, заклубился кислый пар. С ладоней Сежес готов был сорваться огненный шар, но между чудищем и Сеамни не осталось уже никого.
Дану не отступила.
Вольные кинулись перед ней, закрывая её, жертвуя собой; ещё одна стрела отскочила от брони, угодив на волос ниже уцелевшего левого глаза. А тварь уже — вот она, рядом, уже пытается сграбастать её, Тайде, тянет когти, раскрыла челюсти, обнажив жуткие клыки, из утробы мерзко несло тухлятиной.
Иммельсторн! Полжизни за Деревянный Меч!..
«Но я же тут, — спокойно сказал негромкий голос — словно листва зашелестела. — Я, истинный Иммельсторн. Тот, что ты создала сама, а не тот, который…»
«Их что, не один?!» — мелькнуло у Дану.
Но какое это имеет значение, если в руке её вытягивался тёпло-золотистый деревянный клинок, слегка изогнутый, где гарда — причудливо свившаяся живая ветвь Отец-Древа?
Она подняла руку, не ощущая тяжести чудо-оружия; Иммельсторн без сопротивления, легко пронзил броню страшилища, погрузившись тому в грудь по самую рукоятку.
Содрогания, фонтан тёмной крови из раны, бьющееся в конвульсиях уродливое тело…
— Госпожа… — Глаза Сежес расширились.
— Не бойся, досточтимая, — слова давались Тайде с трудом. — Это… совсем иное. Не то, что… было прежде. Он не ненавидит, он защищает. Идёмте же! Скорее!..
За ними слышался слитный топот наступающих когорт, спешивших на выручку братьям, погибающим у врат Мельина.
Что-то пошло не так. Очень сильно не так — это Матфей уловил мгновенно. Чистый, острый, пряный запах силы, неощутимый другими; что-то очень, очень мощное пошло там в ход, в этом проклятом городе.
«Запомни, Матфей, главное искусство мага — осознать, когда нужно уносить ноги. Не геройски умирать, а именно что уносить ноги».
Учитель Кор Двейн был очень, очень мудр.
Пусть на почве магии он, Матфей, сделал лишь первые шаги, даже он чётко ощутил резкую, почти режущую боль в животе — сила пришла в движение, ожила, порождая нечто поистине чудовищное.