— Для такого ушлого тестикуляра как я, это было несложно, — проговорил Никас, привыкая к свету.
Он вздрогнул, когда за ним захлопнули дверь и жарко задышали над макушкой. Никас медленно повернулся к Дентате. Это был могучий двухметровый образ с невыразительными феминными чертами и странной анатомией левой руки. Вместо кисти на ней угрожающе щелкали ржавые ножницы. Плотная кожа рдела пятнами. На голове сидел серебристый шлем, с изукрашенным забралом в виде умиротворенного женского лица. Розовые бутоны обрамляли его. Из полых ноздрей вырывались струи влажного пара.
— Я слежу за тобой, тестикуляр, — пророкотало это нежное лицо. — Любое неуважение ко мне будет пресечено и сурово наказано.
Помимо шлема на Дентате ничего не было, кроме набедренной повязки из скальпированных бород. Никас не мог сказать, хорошо это или плохо. В текущих обстоятельствах, последнее, что могло его посетить, было сексуальное возбуждение.
— Чрезмерный зрительный контакт! — вдруг заголосила Дентата.
Никас едва увернулся от лязгнувших ножниц.
— С ума спятила? — не выдержал он.
Любой мужчина имеет право на такой вопрос, когда ему пытаются отстричь гнусное свидетельство антифеминной природы.
— Патриархальное давление, гендерные стереотипы! — не унимался образ.
— Мария Кюри, Розалинд Франклин, Рейчел Карсон, — воззвал к ней Ригель.
— Ада Ловлейс! — тут же подхватила Дентата.
— Даешь равноправие, — рискнул Никас.
И не прогадал. Ему отвесили оплеуху, от которой он повалился на стену, после чего Дентата убежала, мило хохоча. Журналист стоял, закрыв нижнюю половину лица ладонями. Ригель вздыхал. Известняковые стены осыпались.
— Вопросы? — подал голос Роман.
— Нет, — просто ответил Никас.
— Она вызвалась сторожить тебя.
— Что вообще происходит?
— А говоришь, вопросов нет.
Журналист вздохнул.
— Ригель.