Единорогу наскучило лизать грудь Никаса, и он пошел в сторону сливочной реки, пощипать пастилы. Человек старался не смотреть на его рог, но это зрелище странным образом притягивало взгляд. То, как он качался из стороны в сторону при ходьбе.
Вскоре река завладела его вниманием. Никас понял, что каждая страта оставила на нем как минимум один слой грязи. Мазут, жир, рвота, кровь, земля, пот, слюни. Теперь еще некоторые загрязнения в штанах. Это все немедленно, прямо сейчас, чуть ли не до крика, захотелось смыть. Пусть даже в сливках. Аркас видел, что в русле реки шумно забавляются образы сказочных зверей и кукольные люди, но это уже не могло остановить его. Чуть ли не бегом журналист добрался до податливого, вкусно пахнущего берега, и принялся срывать с себя прилипшую, ссохшуюся одежду, постанывая от отвращения.
— О, да, — протянуло Солнышко.
— Так, слушай! — крикнул Никас. — Я просто хочу помыться! Не надо больше пытаться ублажать меня. Мне нужно отмокнуть и соскрести нечистоты! Это ясно?
— Предельно.
И лучик ласково шлепнул его по ягодице.
Аркас вошел в реку. Ощутив тепло ее белых вод, он блаженно засопел. Потом побродил немного, выискивая уединенное место, где никто не стонал и не блеял, и лег у подножия обрыва, оставив на воздухе только лицо. До него доносился еще и приглушенный смех, и это было прекрасно. С обрыва, его прикрывали шелестящие кусты какого-то растения с широкими листьями цвета меда.
Нет, все-таки кое-что хорошее в Многомирье есть, думал Никас. Хотя, конечно, это все еще не то Добро с большой буквы, которое я надеюсь увидеть. Какие-нибудь светлые сады. Тишина. Покой. А на горизонте поднимаются стаи птиц. «И люди в белых тогах обнимают деревья», — злобно подсказал Цинизм. «Нет никакого Добра, Никас, хоть с большой буквы, хоть с маленькой! Ты ведь уже думал об этом! Удовольствие — это единственная добродетель. Сложность твоего положения именно в этом. Пожертвовать собой ради чужого кайфа. Не за абстрактный светлый свет вечного сияющего свечения, а просто для того, чтоб незнакомому тебе человеку или сущности было приятнее существовать».
Журналист вздохнул и растер по лицу горсть сливок. Солнышко согревало свое царство, и сливки будто бы лечили раны Никаса, заглушая тянущую боль. Мягкое дно подстроилось под его формы и тоже отдавало накопленное тепло. Он умолял самого себя ни о чем больше не думать. Дать себе хоть часок отдыха. Загородиться от всего произошедшего. Забыть о негативе, Одиночестве и…
— Максиме.
Она неслышно вынырнула из сливок, словно русалка. Обнаженная. Даже без бюстгальтера из ракушек.
— Тише, — и схватила его за нижнюю губу двумя пальцами. — Мне нельзя бывать здесь. Тебе, наверное, уже сказали об этом.
— Еще мне сказали, что это место надежно от тебя спрятано, — невнятно сказал Никас и аккуратно убрал ее руку.
Пророк усмехнулась.
— Удивительно, тогда, что ты до сих пор не наводнила его своими приятелями.
Аркас чуть подвинулся, когда Максиме подтянулась к нему вплотную. Рука Одиночества отсутствовала, поэтому женщина двигалась особенным образом. Никас подумал, что это кажется ему естественным, просто немного своеобразным. Он рискнул бросить взгляд на рану с Одиночеством. Но та была плотно запечатана темной коркой, и не вызывала такого беспокойства как раньше.
Аркас наконец-то смог толком разглядеть Пророка на свету.
На вид Максиме было лет тридцать. Острые скулы, высокий лоб, широкий нос и пухлые губы. Неагрессивная красота, как бы сказало Солнышко. Кожа приятного, кофейного цвета. Темные волосы были неровно срезаны чем-то почти под корень. Вокруг выразительных глаз — морщинки, наверное, от частого смеха в прошлом. На впалых щеках и высоком лбу выступали шрамики. На левом плече было заметное пятно, кажется, от пулевого ранения. На плоском, с рельефом, животе выделялся шрам от ножа. И множество заживших ран по всему остальному телу. Некоторые обрамляли точки снятого шва.
Никас не понимал значения татуировок, черных, замысловатых, но предполагал, что это мафиозные глифы, которые могли что-то рассказать о носителе.
— На мне написано, что я спасаю людей, — Максиме как будто угадала мысли Никаса. — Ну, знаешь, целебный порошок везу.