Длань Одиночества

Максиме вздохнула. Потом вытащила из складок хламиды все тот же красный платок и довольно ловко повязала его себе на глаза, действуя одной рукой.

— Ничего не вижу! — объявила она. — Слепа, как столетний дедушка. Совсем не вижу секретных штук. Даже этого великолепного блондина, которого ты так от меня защищала.

Внутри Воли что-то загудело, и она выпустила пар из решеток на спине.

— Перестань паясничать. Ты будешь говорить здесь или я прикажу вышвырнуть тебя обратно. Ты так шваркнешься о металл, что тебя не спасет даже твоя неуязвимость.

Щитоносцы придвинулись ближе.

— Это заблуждение, — сказала Максиме. — Якобы меня можно сбросить с большой высоты и так убить. Мол, если я могу верить, что меня не покалечат мелкие предметы, то столкновение с чем-то достаточно массивным, мои кости и органы расплющит так же как в Материи. Если кто-то надеялся на это, я вынуждена вас огорчить. Это не так. Ваш мир абсолютно беспомощен передо мной. Он работает так, как хотят люди, а не вы. Мне достаточно отречься от смерти, и она не придет. Вымысел тонок как ноябрьский лед и моему разуму ничего не стоит разбить его и собрать, как мне будет угодно. Я здесь божество и если ты думаешь, что твои меры предосторожности остановят меня от того, чтобы войти в город, ты еще тупее Любви. А уж она-то, клянусь, показалась мне самой безмозглой, бесполезной тварью, которую только может породить блудное человеческое сознание. Не огорчай меня, Воля. Не демонстрируй мне свою стойкость только ради того, чтобы подать пример своим солдатикам. Они все уже мертвецы.

Воля молча смотрела в ответ. Потом слегка наклонила голову и произнесла:

— Я уверена, что прямо сейчас, мы обе блефуем.

Ярость, так отчетливо созревающая в позе и выражении лица Максиме, отступила. Носительница Одиночества расхохоталась.

— Ты права. Возможно, я переживу падение, но сил моих не хватит, чтобы в одиночку разрушить твои сараи. Однако, я что угодно готова сказать, чтобы не стоять здесь на ветру. Прояви же гостеприимство! Я добиралась сюда пешком, окольными путями. Сотней самых отдаленных огородов, чтобы за мной не последовал Геноцид. Он ведь как утенок: «мама, мама, куда ты идешь? Что мы сегодня будем жечь, мамочка?» И «топ-топ-топ» за мной.

Это было второе упоминание негативного титана и тот кровавый эпос, что сопровождал его, будто сгустился еще сильнее. Лица позитивных воинов были напряжены. Они не хотели смотреть в сторону горизонта. Неукротимое зло было где-то там. Оно действительно существовало. Темные мифы оживали, а о светлых пока что не было вестей.

— Не упоминай эту мерзость в моем городе.

Максиме закатила невидимые под повязкой глаза.

— Хорошо. Послушай. Если будешь держать меня тут дальше, я твоим ребяткам грудь покажу. Тогда они обделаются окончательно. Давай так. Я клянусь, что не намерена сейчас причинять тебе вред тем или иным способом. Тебе, твоему городу, его жителям и защитникам. Я держу свое слово. Можешь спросить у Надежды и Любви.

О, как было бы замечательно уничтожить тебя, подумала Воля с отвращением. Найти такой мир, где не будет ни одной щели, даже толщиной с волос, чтобы никто никогда больше не увидел тебя. К сожалению это не решит проблему, так как Одиночество сбежит откуда угодно. Единственный способ удержать его где-то, это подсунуть ему человека. Против живого человека, чей изумительно сладкий внутренний мир можно сравнить с нектаром для смертельного паразита. Максиме действительно обладает незаурядной стойкостью. К сожалению. Лучше бы она истощилась и погибла как все остальные.

Воля посмотрела на своих солдат.

— Оставаться на посту. Неунывающий, жди атаки, так, словно это факт. Пока мы не вернемся, командование на тебе.

— Разрешите мне охранять вас! — попросил Неунывающий. — Я оставлю вместо себя Ревностную. Она не подведет. Я должен быть к вам ближе, чем враг, миледи. Умоляю.

Воля отрицательно покачала головой.

— Она ничего не сможет мне сделать. Оставайся тут.