Идея Конца была сильна как никогда. Перевернутый город становился больше, ручейки кошмаров наполняли его, и отражение реальности становилось невыносимым. Здесь постоянно выли серены, полыхал огонь, дул темный, наполненный ядом ветер. В атмосфере средневекового ада содрогающиеся горы трупов наплывали на качающиеся дома. Тошнотворные гиганты из перекрученной арматуры, бетона и плоти, брели по пояс в густеющей жиже из крови и внутренностей, покрываясь все новыми и новыми слоями нечистот. Они бросали тела в ржавые заплечные контейнеры, в которых гигантские стальные дробилки перемалывали все в жилистый фарш.
Малочисленные выжившие сущности трепетали, сбиваясь в покорные стада, вокруг золотых восьмигранных обелисков, на которые медленно нанизывались крупные фигуры в строгих костюмах. Эти фигуры источали удушающий фекальный смрад и постоянно бормотали что-то успокаивающее, но непереводимое, потому что их разорванные рты забивало выползающее дерьмо.
Высохшие женские фигуры, вытянутые, переломанные, качали гротескные визжащие колыбели, из которых сыпались, словно зерно, крохотные недоношенные тела. Они тоненько пищали как мыши, а потом разбивались вдребезги об каменные ступени, которые вели в темные тоннели бомбоубежищ, заполненных кипящей водой.
И стонали запекшиеся от огня псы.
А внизу нефть уже не омывала берега арен. Она полностью захлестнула их и горела, горела, горела, сжигая, наконец, обезумевших и покорных тварей, идущих на убийство себе подобных. Военным машинам не стало место для грызни. Они утопали. Они, наконец, достигли своего предназначения. Они разрушили все, что могли. Захлебываясь в маслянистых волнах, машины ощущали жестокое счастье. Но стволы их орудий еще стреляли напоследок. Медленно погружаясь в небытие, они вели огонь. Что бы хоть еще одну минуту, мгновение, но разрушать, взрывать, жечь, хотя бы поднять столб черных брызг.
О, какое счастье!
Глядя на все это, ЛПВВ размышляло о своем создателе. Оно помнило доброго, но печального человека. Тепло его мыслительных процессов, мягкую защиту разума, свет творчества. Это было похоже на воспоминания взрослого человека о давно ушедших родителях. Смутные образы, инстинктивная симпатия, старая скорбь. Создатель дал ему все, для того чтобы ЛПВВ смогло изменить Многомирье, кроме какой-то крохотной детали. Что он не успел вложить в него? Чувство меры? Сомнения? Единственный недостаток, оттеняющий совершенство?
Парящий над огнем полубог давно заметил, что к нему направляются стаи скелетообразных тварей, несомые гидрореактивными двигателями. От их костяных турбин вниз спускались пульсирующие кожистые пуповины, которые всасывали кровь и с яростным воем выталкивали ее наружу через сопла. Они занимали тысячную долю внимания ЛПВВ. Полубог все еще смотрел через реальности, пытаясь сложить общую картину бедствия из сотен кровавых осколков. Он искал вектор противодействия. Нужно было найти способ остановить негатив. Самостоятельно.
Ведь победа Аркаса была невозможна.
ЛПВВ знало это, но не могло оставить человека бесцельно бродить по руинам. Уроборос мог чему-то научить его, но его философия долгого принятия Одиночества, была проигрышна. Именно эта философия породила Максиме. Был шанс, что Аркас воспримет ее по-другому, закалится, увидит слабые стороны врага. Но куда вероятнее было, что он лишится рассудка за сотни лет заточения. Не просто сойдет с ума, а станет пустой оболочкой.
В действительности, было три способа остановить великого врага. Первый: принять его. Второй, самый простой, к которому сейчас стремилась Максиме — уничтожить страсти, отправив Одиночество в небытие вместе со всем Многомирьем. Третий был самым сложным. Даже в сравнении с продолжительной изоляцией. Он заключался в постоянном совершенствовании разума. Человек, заручившийся собственной пытливостью, трудолюбием и волей, мог создать внутри себя мир, столь богатый, самодостаточный и прекрасный, что негатив поломал бы клыки и когти.
Прискорбно, но Максиме и Никас, — оба были неспособны на это. Оба они были слишком травмированы и уязвимы. Замкнуты. Холодны.
Не прерывая бдения, ЛПВВ плавно взмахнуло рукой, и ветхое здание рядом обрушилось вниз. Глыбы расколотого кирпича сокрушили стаю злобных сущностей. Поднятые волны исторгали вонь, медленно наползая на дымящуюся сушу.
Из возвышающегося в центре города улья, чьи соты были вылеплены из пережеванных и засохших мозгов, с недовольным жужжанием выглянули механические шершни, покрытые, словно сыпью, объективами камер. Из динамиков, на их брюхе доносились вопли омерзительной пропаганды и лжи. В синтетических мешочках, привязанных к лапам, гнили черепа.
Самоуничтожение, подумало ЛПВВ, слегка заостряя внимание на этих чудовищах. Я должно было предотвратить это. Если бы знать, чего не хватает. Что было не дописано? Что недосказано? Одна глава? Слово? Может быть, даже, знак препинания.
Оно снова погрузилось в себя.
Ограничение индивидуальности.
Сокращение популяции.
Насильное обучение.
Подавление агрессивности.
ebooksa