— У меня, — заговорил Никас, — очень мало времени. Я не могу долго беседовать с тобой. Не знаешь ли ты, где мне найти чуждый разум? Он должен находиться где-то здесь.
Водолаз привычно прошелся по кругу.
— Это я.
Ох, ну конечно. Никас потер лоб костяшкой указательного пальца. Это всегда раздражало его в фантастической литературе. Неизвестное, мгновенно постигаемое главным героем. А точнее, уже готовое к нему. Сознательные пылевые облака, цитирующие Гомера. Колония квазиразумных кристаллов смеющаяся над анекдотом про свинью и капитана. Потусторонние существа, прибывшие из четвертого измерения, и те, обычно, уже готовы к спорам по поводу политики Древнего Рима.
Какая же эта тварь чуждая, если она сходу может установить контакт с тем, что видит впервые?
— Какой же ты чуждый, если сразу со мной заговорил? — спросил Никас раздраженно. — Откуда ты знаешь, что я такое? Может я вообще нечто неодушевленное, как ты можешь отличить меня от этой скамейки? Откуда тебе известны сигналы, которые я передаю в пространство посредством вербализации моих мыслей. Они должны быть для тебя просто непостижимыми!
Внутри костюма послышался скрип. Он поднял руку с металлической клешней и постучал по стеклу.
— Я готов. Я изучал ваш мир сорок тысяч лет. Ты прав. Если б я был изолирован от человечества, наш контакт был бы невозможен.
Как это удобно, когда в запасе есть сорок тысяч лет свободного времени, подумал Никас. Интересно, что можно понять, наблюдая за чем-то так долго? Не начало ли оно нас ненавидеть просто от скуки?
— Ты бессмертен?
— Нет. Я умру как вы. Когда наша планета остынет.
Наша планета. Никас ощутил тоску и неожиданную симпатию к странному существу. Оно словно стояло на пороге его родного дома и могло слышать как там, на закате теплого дня, идет по улице уставший, но счастливый человек, осторожно откусывая от свежего пломбира. Неужели это все еще правда? — изумился Никас. Неужели я еще могу вернуться туда? Но нет. Дело не в том, что я хочу спасти Максиме. И даже не в том, что хочу спасти человечество от нее. А просто нужно вломить Геноциду как следует.
Цинизм издал короткий смешок.
— Так кто ты такой?
— Ваш сосед. Очень хорошо вас знаю. Вы меня — хуже. Хотя меня находили неоднократно, даже ваши предки. Они никогда не видели, где я начинаюсь и где заканчиваюсь. Поэтому назвали меня Уроборос, змей, поедающий свой хвост. Хотя это биологически неверно. Я не рептилия, а стрекающее. Очень долго эволюционирующее, начиная с протерозоя. Гораздо дольше, чем понадобилось вам. Что же. Под водой не так много раздражителей. Там темно. И тихо. Большую часть времени.
Ничего себе, — подумал Никас.
— Верно другое, — продолжало существо. — У меня нет начала и нет конца. Я рос вдоль горячего разлома в коре, пока не отыскал собственное тело.
— Так ты один такой? — спросил журналист.
С той стороны к стеклу шлема снова что-то подплыло. Никас увидел желтую студенистую полусферу со странным пятном. Нечто смотрело на него несколько секунд, а потом глаз медленно отдалился и пропал.
— Когда-то существовала популяция маленьких медуз. Они были одними из первых существ, которые путешествовали в пучинах океана. Километры темной влаги постоянно окружали их со всех сторон. Они встречались с сородичами так редко, что со временем начали хвататься друг за друга, чтобы не затеряться вновь, не позволить течениям разлучить их. Действуя так, они стали тяжелым неповоротливым организмом, которому непросто стало кормить себя, ведь вода была почти стерильна. Тогда он опустился вниз и принял за пищу тепло самой земли. Он не перестал расти, привлекая все новых медуз. Пока, наконец, они все не стали одним целым. Мной. Так что, да, я — один.