Котожрица ничего этого не знала. Но она буквально крестцом почувствовала, что сейчас случиться что-то очень плохое. Намного хуже, чем изнуряющее бегство от безжалостной твари.
А потом все сущее над ее головой превратилось в одно большое месиво. Пространство содрогнулось и ее подбросило в воздух. Сам дидакаэдр мгновенно проломил своей колоссальной массой крышу и врезался в пол, смявшись под собственным весом. Все вокруг заволокло пылью. Котожрица не могла видеть, но ощущала, как кругом падают куски бетона размером с автомобиль, а также листы железа и обломки балок. Оглушенная, она уже не могла слышать, как крыша рвется, словно старая сухая тряпка.
Что-то ударило ее по плечу с такой силой, что она не смогла даже понять насколько ей больно. Только мяукнула и припала на одно колено. Только бы не потерять ружье.
Никас, я так хочу увидеть тебя еще раз.
Со сплющенного дидакаэдра сползла вольфрамовая грань. Она размозжила десяток станков и погнала перед собой волну из металлолома, мусора и бетона.
Надо бежать, — вопил тонкий голосок в голове жрицы.
Нет. Сил. Больно. Шумно. Я не вижу ничего.
Она оперлась о ружье и встала. Остатки мотивации, растворяющиеся в ее сущности, помогли сделать шаг. Еще. Она пошла. Заковыляла. Потом ее толкнуло сзади, подбросило, зажало.
В темноте мяукали кошки. Нет, — говорили они. Так не годится. Ты вернешься к нам. Нам нужна твоя жизнь. Возвррращайся. Возвррращайся. И эти раздражающие скачки по лицу. Кусания за пальцы. Царапанье пяток.
Котожрица облизнула сухим языком дрожащую скрюченную кисть и протерла глаза. Она не понимала, дышит она или нет. Было слишком больно, чтобы дышать. Вокруг еще держалась пыль. Но она видела, что лежит на куче бетона и стали снаружи промзоны. Ее ноги засыпало. Левая рука не подчинялась. А из живота торчала арматура, пробившая доспехи.
«Сколько у меня осталось жизней?» — подумала она. — «Половинка половинки?»
Она не слышала, но видела, как его силуэт ползет к ней. Передняя часть. Из разрыва торчали какие-то связанные проволокой цилиндры, трубки и стучащие поршни. Лазарь дергался, разливался негативом и маслом. Ложноножки подтягивали его как амебу.
Ружье Никаса торчало из обломков справа от жрицы. Один лишь обломанный приклад. Котожрица потянулась к нему, но арматура не пускала. Изо рта брызнула светящаяся сущность. Она и свой крик не смогла услышать. Когда тянулась, разрывая внутренности, рыцарь бесшумно раскрывала рот. Может, это было к лучшему. Собственные предсмертные вопли, окончательно лишили бы ее сил. Пальцы с обломанными ногтями, сомкнулись вокруг остатков приклада.
Она тянула и тянула, ей казалось, что она само небо, пытающееся вырвать у земли сердце. Дробовик поддался. Он нехотя позволил вытянуть себя. Нехотя лег на бетон. И нехотя выстрелил. Мимо.
Лазарь лежал в нескольких метрах от жрицы. Ему было так же плохо, как ей. Он вытянул вперед ложноножку и с трудом проволок себя еще на полметра.
Котожрица знала, что эта тварь сейчас шепчет. Он начинал делать это, когда приближался достаточно близко.
—
Жица выстрелила еще раз. В расколотый глаз. Прямо в темноту кокпита. Что-то вылетело с другой стороны располовиненного тела.
—
Выстрел.