– И я рада видеть тебя, Женя, – просто ответила Разумовская. – Мы знали, что ты едешь в Солнечногорск и хотели пригласить тебя в гости на следующих выходных. Но Анна Станиславовна предложила нам другой вариант. Как ты смотришь на то, что завтра мы тебя похитим у нее и весь день ты проведешь в нашей компании?
– О! Мне кажется, это уже решенный вопрос. И не вами, – подковырнула я Анастасию.
– Да, – слегка стушевался Владимир. – Это правда. Предложение исходило от Бельской. Так что на завтра ты наша. Мы уже даже продумали развлекательную программу для тебя.
– Поездку на завод, где собирают «Элли» и «Оазис Парк»?
– Так ты в курсе? – фальшиво удивился Вовка.
– Да. А как же ваша работа?
– Не, волнуйся, подруга. Там все улажено.
– Ну еще бы!
Оказавшись в особняке, я, сославшись на усталость, сразу же поднялась в свою комнату. Я по-прежнему находилась во власти гениальной музыки и встречи с Разумовскими. Хотя меня точила одна мысль. На спектакле не было ни Средних, ни Низших. И я уже не говорю о Лишних и Послушниках. Всем этим людям было отказано в праве наслаждаться плодами и достижениями цивилизации, накопленными веками. Музыка, литература, живопись – все это со временем может оказаться для них и вовсе недоступным, запретным и недосягаемым. Вдруг промелькнула мысль, что если так пойдет и дальше, то Лишние и Послушники вполне смогут обходиться и без грамоты. Ну, зачем в самом деле учить их читать и писать? Даже чеховский Ванька с его «на деревню дедушке» будет казаться немыслимым грамотеем.
Я с удовольствием скинула туфли на высоком каблуке и начала стаскивать черное вечернее платье. В этот момент я улыбалась своим странным, каким-то сюрреалистическим мыслям. Да… полет моей фантазии порой остановить трудно. Но уверена, что у моих бывших соотечественников достаточно здравого смысла, чтобы не допустить этого безобразия. И уже в это воскресенье они громко и ясно заявят о себе и скажут свое слово.
В дверь тихонько постучали. Я накинула халат и открыла дверь. На пороге стояла Варя. Переминаясь с ноги на ногу, маленькая Послушница робко поинтересовалась:
– Госпожа Свенсон, вам что-нибудь нужно?
– Нет, милая, спасибо. Мне ничего не надо. Иди, детка, спать. Уже очень поздно.
– Хорошо, тетя Женя.
Это вырвавшееся из уст ребенка «тетя Женя» необычайно растрогало меня.
– Подожди, минуточку, детка…
Я рванула к столу, на котором стояла ваза с фруктами и свалив их в пакет, протянула его девочке.
– Вот, возьми! Поешь сама и угости девочек.
– Ой, нет, – замахала руками малышка. – Я не могу! Они скажут, что я это украла… И меня накажут.
Малышка резко развернулась и быстро побежала по коридору к лестнице. А я расстроенно прикрыла дверь и бросив пакет с фруктами на пол, упала на кровать. Меня сжигали жалость и стыд. Непрошенные слезы сами потекли по щекам. Сколько раз мне еще придется плакать здесь? Сколько еще переживаний ожидает меня впереди? Мое сердце уже устало разрываться от боли и печали. В эту минуту, находясь в огромной вычурно обставленной спальне, я почувствовала себя узницей. Такой же Послушницей, как эта девчушка Варя, не смеющая взять в руки еду без разрешения «барыни». А сама «барыня», наверное, сейчас мирно похрапывает в своей комнате, не чувствуя за собой ни вины, ни угрызений совести. Хотя, какая там совесть? Совестью здесь уже давно не пахнет.