Эстер, сидя за столом, улыбнулась.
– Первое время было трудно, конечно. Но потом я решила – какого черта? Мои знания остались при мне. Я умею печатать, и у меня не отнялся язык, чтобы общаться с коллегами и студентами. Я по-прежнему могу заниматься историей! Трудности возникли только с книгами. Приходилось заказывать специальные издания или приглашать чтеца.
– О, я бы с радостью вам помогла! – воскликнула Дийна, подумав, что такая работа полностью отвечала бы ее тайным желаниям.
– Для начала давай разберемся с этим эссе, – предложила Эстер.
Дийна вставила чистый лист в каретку и принялась за дело, решив доказать всему колледжу (и в первую очередь – донье Эстер), что ругательства сеньоры ди Кобро в ее адрес не имели под собой никаких оснований.
Доктор Солано задумчиво смотрела в окно, или, вернее сказать, вслушивалась в свои мысли.
– Думаю, когда жизнь отнимает у нас что-то одно, то взамен всегда дается другое, – вдруг сказала она. – Я не могу увидеть твое лицо, но чувствую, как ты улыбаешься. Слышу, как меняется голос сеньоры ди Кобро, когда она растеряна или довольна. После того как со мной
Это было знакомое чувство. Когда-то Дийна тоже так думала: «Если я справлюсь с парусом – значит, смогу добиться и всего остального». Только у доньи Эстер процесс обретения самоуверенности был еще более травматичным.
Пальцы Дийны добросовестно печатали строку за строкой, а тем временем у нее из головы не выходил рисунок, мельком увиденный на одной из папок. Треугольник, перечеркнутый горизонтальным штрихом. «Где я могла его раньше видеть?» Почему-то этот знак казался ей важным… Можно, конечно, спросить у доньи Эстер, но Дийна стеснялась. «Еще подумает, что я действительно разгильдяйка, которая умеет только глазами шарить по кабинету!»
Она снова сосредоточилась на работе, и в течение следующего часа тишину на кафедре нарушало только стрекотание пишущей машинки.
За обедом ее уже поджидала Транкилья, нервно постукивая пальцами по столу.
– Ну, как ты? – спросила она, едва только Дийна появилась с подносом. – Я утром просто не знала, что делать! Сеньора ди Кобро притащила меня к вам на кафедру, приказала отпечатать ваши учебные планы и была жутко зла! Я боялась, что она тебя прямо там же уволит!
– Мне повезло, – согласилась Дийна, прихлебывая густой суп с гофио. От волнения на нее всегда нападал аппетит. – Было бы проще, если бы магистр Гонсалес почаще присутствовал на рабочем месте! Почему он так часто уезжает, кстати?
– Обычно он ездит на Аррибу, на конференции по климату вместо профессора Мойзеса, – сообщила Транкилья, которая все про всех знала. – Когда сенаторы в очередной раз поднимают шум о катастрофическом изменении климата, продовольственной безопасности и нарушениях в экосистеме, Гонсалес едет туда, так как Мойзесу вечно некогда. А еще он много ездит по школам. Принимает экзамены, ищет будущих новых студентов – достаточно мозговитых, чтобы учиться здесь.
«В общем, Гонсалес у нас не столько преподаватель, сколько специалист по связям с общественностью», – подумала Дийна.
Из низенькой двери, ведущей на кухню, появился Кайо с подносами. Он подошел к студентам, сидевшим за отдельным длинным столом, и принялся собирать тарелки. Среди стриженых затылков Дийна узнала рыжую макушку того чижика, которого Орландо допрашивал у доски. Значит, это первокурсники. Нагрузив поднос грязной посудой, Кайо двинулся обратно. Вид у него был довольно угрюмый.
– Наверное, опять поругался с сеньором Гаррой, – сказала Транкилья, заметив ее взгляд. – Кажется, они в последнее время не ладят.
Транкилья, очевидно, унаследовала способность к вездесущести от своей шефини, иначе непонятно, как она ухитрялась быть в курсе всех замковых дел. Поразмыслив, Дийна спросила:
– Тебе не встречался где-нибудь в документах вот такой знак?
Она изобразила пальцем в воздухе перечеркнутый треугольник.