10
– Вико! Вико! – звал Женя своего друга, как будто моля его встать. Ища плачущими глазами на неподвижном теле Вико хоть какую-то живую реакцию на свои вопли, он раскачивался всем корпусом, напоминая своими движениями маятник. Женя заламывал руки, желая прикоснуться к другу и в то же время боясь этим навредить. А Вико лежал, как какой-то маленький сказочный персонажик в центре образовавшегося большого цветка, лепестками которого стали стоявшие над ним люди. И только Женя стоял на коленях и сквозь линзы слёз осматривал волосы, лицо, шею, руки, ноги друга, не находя видимой причины его неподвижного равнодушия к происходящему. И, как и у Миры, в сознании Жени сочными красками вспыхивали яркие моменты их дружбы, начавшейся ещё в студии Борне…
– …Неужели тебе так легко говорить любимой девушке эти слова? Ведь она тебе чётко твердит, что остаётся в отношениях с другим! – кричал Вико, разбирая отрывок сцены между Женей и Мирой, в котором они по обстоятельствам пьесы решают: быть им вдвоём, или она уходит к другому.
Заканчивался второй год обучения, когда студенты сдавали отрывки из пьес. И так как все трое с первого курса помогали друг другу, то и на первый показ Женя и Мира позвали Вико.
Вечером, после учебного дня, ребята остались втроём в аудитории мастерской профессора Шуфтича. По пьесе сценка Жени и Миры, которые сидят «на бревне у пруда на краю деревни». Вико – в нескольких метрах напротив, рядом со столом мастера, нахмурившись и закинув одну ногу на другую.
– Ты не готов, Женя, – негромко произнёс Вико, когда сцена застыла и ребята уставились на своего друга в зрительный зал. – Ты совершенно не проникся сложившейся между вами ситуацией. А ты, Мира? Ты что играешь какой-то испуг? Ты не видишь, что он согласен со всем и на всё?
– Как? – спросила Мира.
– Как? – наслоился на него вопрос Жени, и они переглянулись.
– Так! Ты же видела, что он безучастно, бездумно произносил слова, не важно какие. Вы что, забыли, о чём вы? Зачем вы собрались? Ты же по пьесе любишь её? Отвечай! – здесь голос Вико вонзил вопрос так, что можно было подумать, будто перед ними – недруг.
– Люблю.
– Что говоришь? – Вико прикрикнул.
– Люблю!
– Что? Не слышно в этих звуках НИ-ЧЕ-ГО!
– Люблю! Люблю и останусь. Мы останемся вместе!
– Вот! Вот с таким внутренним убеждением ты должен вести свой монолог и диалог с ней! И не важно должно быть сейчас тебе, хочет ли она этого. Ты этого не можешь знать. Но ты должен! Сейчас она тебе говорит, что тот, другой, лучше, что он ждёт её, готовый потакать всем её капризам. Но ты-то! – Вико, как старец, возносящий мольбы Богу, тряс скрюченными пальцами уже перед лицами своих однокурсников. – Ты-то любишь её! До армии, в армии, сейчас она тебе снится под утро, когда ты только и можешь заснуть, страдая от своих чувств. Не громом голосовым ты должен противиться вашему расходу. Этот протест у тебя здесь, – Вико побил пальцами себе в грудь. – Ты должен понять, осознать то, что она пришла тебе сказать. Мир остановился. Земля под ногами разверзлась. Ни солнца, ни звёзд больше нет для тебя. Конец. О смерти твоей она пришла и сказала!
Вико словно взял паузу, чтобы отдышаться. Он задумался, стоя перед сидящими ребятами, опустив голову, а руки собрав на поясе. А потом начал говорить уставшим голосом, тихо-тихо.
– Ты помнишь, Женя, как мы с тобой по требованию Софии Ефимовны ходили на центральный рынок наблюдать за поведением людей? – лицо Вико просветлело от появившейся картины воспоминаний, и, улыбаясь, он продолжил: – С самого раннего летнего утра мы подсматривали то за мясными рядами и людьми, стоявшими за грудой окороков, то за торговцами шмотками, то за валютными менялами. И, запомнив их движения и мимику, их поведение с клиентами и соседями по торговой точке, вернулись в театр только после обеда. И когда мы получили от Софии Ефимовны вторую часть задания – показать человека, встретившегося нам на рынке, я показал одного галантерейщика. Ты помнишь? Тот чудак с очками в тонкой оправе на кончике носа, что одним своим сутулым видом и недоброжелательным взглядом то из-под одной поднятой брови, то из-под другой отпугивал каждого идущего мимо. Я всё продемонстрировал: и очки, и поочерёдное поднятие бровей с подозрительным взглядом, и бесконечное перемещение товара на прилавке, и скрюченную фигуру, снующую вокруг вещей, выложенных на продажу. Всё. Всё, да не всё. Вспомни, как именно ты, прослушав замечания Софии Ефимовны в мой адрес, растолковывал мне, что я мог бы улучшить. И ты мне лично разжевал мысль, почему и зачем мой герой себя так ведёт на рынке, продавая свой собственный товар. Я поставленную перед нами задачу выполнил правильно. Как и ты сейчас, сидя в образе деревенского паренька и точно повторяя авторский текст. Но зачем ты здесь и что между вами случилось, ты как будто не понял, не услышал, не прочувствовал. А ведь ты можешь это понять. Я знаю, что можешь.
И Вико ещё раз задумавшись, кусая кулак, сдвигал мыслями брови. Но Мира и Женя не успели и рта раскрыть, как Вико удивил их идеей. Мизансцена та же: Мира сообщает теперь уже бывшему возлюбленному о своём желании расстаться, отвернуться друг от друга с возможностью в любой момент разойтись физически. Вико достал сигарету, спички и протянул их Жене, чтобы тот, услышав признание Миры, отвернулся и, желая осмыслить услышанное, закурил:
– Это поможет тебе обдумать то, что произошло. Каждое твоё слово – это одна затяжка. Понимаешь? Втягиваешь дым так долго, как будто что-то вспоминаешь. Словно пытаешься угадать, как правильно говорится то или иное слово, что хочешь сказать ей. Чтобы стало понятно, как тебе трудно что-либо сказать вслух после её «я ухожу». Ты понял?..
11
ebooksa