Поклажа для Инера

22
18
20
22
24
26
28
30

И еще, как ни странно, я радовался, что их не взяли на фронт. Потому что был уверен: они бы непременно перебежали к врагу! Это уж точно…

Иногда ко мне заглядывали Сарагыз и ее мать, тетя Нурбиби… Сарагыз, конечно, тут же начинала шутить, что мол, это я все притворяюсь, ничего у меня не сломано, а я просто лежу да коплю силы, чтоб как следует отлупить Меле-шейтана. И еще, “раскрывая большую врачебную тайну», она советовала мне забыть о красивых девушках и побольше есть дынь.

Но после их ухода я опять оставался один… Во второй половине дня было особенно душно. Это тянулось долго, до самой поздней ночи, и лишь потом пробегал ветерок, становилось немного прохладней.

Вот и в тот вечер была духота. Я лежал, глядя, как старшая гелнедже при свете керосиновой лампы латает Юсиковы штанишки. Наконец, и она потушила лампу, поставила ее на обычное место – в углу, подальше от дверей, чтобы никто не опрокинул в темноте…

Прилетел долгожданный ветерок, сделалось прохладнее. Ребята, до того метавшиеся во сне, теперь успокоились… А я все не спал, словно чего-то ожидая. Так захотелось мне на залитый луною двор, так захотелось уйти за село и глянуть на те прекрасные холмы и дали, которые я так любил. Хотелось сидеть среди лунного свечения и вспоминать, вспоминать – отца, маму, братьев, дядюшку Донлы ага. Всех, кто ушел на фронт, кто бил сейчас врага, кто вернется и кому уже никогда не суждено вернуться…

И потом уснуть. И тогда, казалось, сон мой будет спокоен и счастлив, как бывал только до войны… в детстве…

И вот задремал, наконец… Я увидел небо и луну, которая делалась все меньше и меньше, словно куда-то улетая…

– Язлы!.. – Я решил, что и этот голос мне только снится…

– Язлы! Нет, он был настоящим!

Особенно я в этом убедился, когда окликнули мою гелнедже!

Причем голос звучал как-то сдавленно, хрипло… Нет, я больше не спал!

В голове поднимались мысли, одна мрачнее другой…

Наконец-то мне все стало ясно!

Меле-шейтан, наверное, к ней подбирался…

Тихо я нащупал крепкую палку, служившую мне костылем, кое-как приподнялся, пополз среди темноты… Проснулась и, видимо, вскочила со своего места гелнедже, пробормотала что-то испуганным голосом… Что-то упало на пол… Не помню уж как я добрался до выхода. Перехватил поудобнее палку. Решительным ударом распахнул обе дверные створки. Сразу лунный свет легко и вольно наполнил наш дом.

– Язлы джан, браток!

Человек, словно явившийся на пороге вместе с этим светом, крепко обнял меня. И тогда только я несмело и радостно воскликнул:

– Агамурад! Потом я просто прижался к его просоленной потом гимнастерке и заплакал, как маленький.

Теперь я это мог, имел право реветь в полный голос! Я нес свои обязанности старшего – как умел, изо всех сил. Но теперь – вот он стоит, улыбаясь, мой старший брат Агамурад, которого не было дома целых четыре года…

Да, теперь ты вернулся, Агамурад. И я плачу, потому что счастлив и потому что я опять младший.