Сердце бройлера

22
18
20
22
24
26
28
30

«Это только подлецу – рожа, даже та, к лицу».

– Нет, Анна Ивановна. Всего ожидал, но только не такого разворота событий. А что Гора?

– А что Гора? Пьет Гора. Заходил как-то. С этим, певцом из оперного…

– Гремибасов?

–Во-во, с Гремибасовым. Пьяные оба. Насте привет, сказал. Где она? Почем я знаю, соврала. И я почем, соврал он. А потом запели и пошли. Больше не являлись…

– На горе стоит ольха, под горою вишня, – пробормотал Гурьянов, – полюбил девчонку я, она замуж вышла! – и продолжил, но про себя: «На Горе теперь рога, Настя замуж вышла».

– Пьет, наверное. Крепкий мужик. Долго пить будет. А не сопьется. Россия на таких стояла, стоит и стоять будет!

Гурьянов с удивлением посмотрел на нее. «Они все, наверное, в их роду сумасшедшие», – подумал он и стал прощаться.

– Читала твои стихи. Купила. Надпишешь?

Гурьянов на обложке по диагонали написал: «Чудесной маме чудесной девушки».

Анна Ивановна прочитала, погладила обложку. Гурьянов встал.

– Да ты посиди. Подожди. Скоро должна подойти.

– Как-нибудь в другой раз, – с кривой улыбкой сказал Гурьянов и почти выскочил в дверь.

***

Он купил у таксиста водку и зашел в буфет женского общежития табачной фабрики. Там сел в углу, заказал у буфетчицы Сони глазунью, взял салат провансаль, стакан и сел пить водку. Соня поднесла шкворчащую яичницу.

– Будешь? – Гурьянов плеснул в стакан водки.

– Я на работе, – сказала Соня и выпила. Взяла с тарелки ягоду клюквы, положила в рот. – О, брызнула как!

Гурьянов поморщился.

– Чего хмурый такой, Лешенька? Кто обидел?

– Никто, – сказал Гурьянов. – Сделай-ка мне еще сосисок. Проголодался, как волк!