Сердце бройлера

– Горячая.

– О, столько смен, прождал тебя, Кармен, я у ворот, не рая – ада. Наверно, Богу было надо, чтоб столько смен я ждал тебя у врат, Кармен! – выпалил Гурьянов. – Экспромт.

– Вы поэт?

– Да. Гурьянов Алексей. Слышали?

Ирен молча кивнула головой, сосредоточенно жуя сосиску.

– Вот, – Гурьянов достал из кармана брошюрку своих стихов. У него «на случай» в кармане всегда лежало несколько экземпляров. Ведь женщин поставляет исключительно случай. Недаром возник термин «случайные связи». Его лучше бы назвать «вечные связи». Вернее.

Девушка с восторгом смотрела то на брошюрку, то на поэта и машинально ела сосиски, не замечая, что они из картона. Она возбуждена, отметил Гурьянов с удовлетворением. И эта мысль физически насытила его. Он забыл о всех своих неприятностях, о разбитой жизни, о Насте, словно ничего этого не было. Ближняя соломка лучше дальнего сенца. Удивительное дело: неприятности так быстро забываются. Было бы с кем.

– Вы, позвольте спросить, здесь и живете?

– Нет, под Читой. То есть да, здесь. Под Читой у меня родители. А работаю я здесь, да, да.

– И давно здесь?

– Второй месяц.

– Молодые люди, закрываем! – громко обратилась к ним Соня. Они оставались последними.

– Ирен, соблаговолите подождать меня минутку, я сейчас… Спасибо, Соня, – с примиряющей улыбкой Гурьянов протянул буфетчице свои стихи.

– Новые? – спросила та. – О, мне: «Той, чье сердце переполнено любовью». Спасибо, Алеша.

Ирен ждала Гурьянова за дверью.

– Вы тоже здесь живете? – спросила она.

– Да. Решил вот остановиться. Я вхож в эти апартаменты… Соня! Сонь! – ринулся он вдруг к буфетчице. – Бумагу дай!

– О, господи, зачем тебе?

– Да записать, записать. Мысль пришла.

На салфетке Гурьянов большими буквами написал: «Возражение Лаэрта наставлениям Полония».