В своем очерке «Против метода»[90] Фейерабенд обрушился на традиционную концепцию закона и порядка, характерную для науки со времен Ньютона, Коперника и Галилея: «Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок. Таким образом, он является отличным лекарством для эпистемологии и философии науки»[91].
По мнению Фейерабенда, единственным неоспоримым принципом, который не вредит прогрессу, можно назвать «все годится»: «Например, мы можем использовать гипотезы, противоречащие хорошо утвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Можно развивать науку, действуя контриндуктивно»[92].
Фейерабенд ставил свободу и креативность исследователя выше, чем рациональность, закон и порядок метода, навязанного наукой. Для него любые варианты приобретения знания имели одинаковую ценность.
Генри Прайс (1899–1984), заслуженный профессор философии в Оксфордском университете и один из наиболее значимых представителей философии науки за последние 50 лет, считал, что в поисках новых моделей и научных теорий можно покушаться даже на самые древние традиции и культуры – те области, куда современные ученые не осмеливаются вторгаться:
На пути к разумной гипотезе не следует гнушаться получением данных из мест, которые с точки зрения науки обладают плохой репутацией. Не будем забывать, что в Индии и в странах, проповедующих буддизм, мыслители, нисколько не уступающие по уму европейским, многие века трудились, углубляя и расширяя человеческое сознание. Разработанные теории смешались с разными теологическими и космологическими догмами. Тем не менее они могут оказаться полезными для создания вполне адекватной и полностью научной теории. Я верю, что даже у самого простого дикаря найдется что-то, чему он может нас научить[93].
Прайс говорил, что исследователю разума следует быть смелым и даже авантюрным, не бояться возможности выдвинуть новую концепцию, какой бы ошибочной она ни казалась: «Лишь над нашей робостью в выражении идей, а не над их экстравагантностью станут насмехаться потомки»[94].
Имре Лакатос (1922–1974) был учеником Поппера и его преемником на кафедре логики и методологии науки Лондонской школы экономики, где работал вплоть до своей преждевременной смерти в 52 года.
Для Лакатоса тот факт, что теоретическую модель невозможно полностью доказать или что она не подтвердилась в каких-то из своих тезисах, вовсе не означает ее провал. Модель по-прежнему объясняет многие вещи, пусть и не все. Отклонения, которые ставят ее под сомнение, требуют новой постановки вопроса, новых дополнений. Но сама теория, по мнению Лакатоса, не становится от этого ложной и не прекращает свое существование. На какие-то аспекты она проливает свет; для других, аномальных, необходима надстройка, дополнительная формулировка. Лакатос считает, что не следует избавляться от тех научных теорий, которые не объясняют абсолютно все. Их следует включить в нечто большее, в совокупность теорий, которую Лакатос назвал научно-исследовательской программой[95].
Кун, Фейерабенд, Прайс и Лакатос символизируют четыре аспекта модели, представленной в этой работе. По Куну, модель базируется на новой научной парадигме, вытекающей из применения теории информации и вычислительных наук к тем аспектам разума, которые не в состоянии истолковать принятые на сегодняшний день модели. Прайс помог нам окунуться в источники, которые многим могут показаться сомнительными, и воодушевил на то, чтобы предъявить миру другие модели, не важно, насколько абсурдными они кажутся на момент своего появления. Идея о том, что разум и сознание сохраняются после смерти, очень стара. В философии йоги можно встретить аргументы в пользу этой мысли, которые подтверждаются последними открытиями современной науки. Для защиты своих утверждений я обращался как к работам, имеющим общепризнанную научную ценность, так и к тем, которые выглядят подозрительно в глазах представителей старых парадигм. Наша модель не противоречит ранее описанным, она их дополняет в духе Лакатоса. Каждая сформулированная теория проливает свет лишь на один аспект реальности, изучению которой она посвящена. Наконец, прибегнув к силе воображения и к интуиции, нашей модели удается избежать жестких рамок тех моделей, что критикует Фейерабенд. Пригодно все, даже анархизм и беспорядок. И к этой максиме я прибегаю всемерно, ссылаясь на модели разума, не совсем принятые нормальной наукой, обращаясь к опыту прошлого в поисках интеллектуальных реликвий, способных нам помочь, и используя непривычные методы, например бионику и так называемое аналоговое мышление. Я цитирую источники, вызывающие возмущение у некоторых ученых. Поэтому я считаю, что моя теория относится к анархизму, хоть и является глубоко рационалистической. Давайте освободимся от цепей науки, ограниченной грузом нейронных связей тех, кто ее представляет. Устанавливать рамки науке – значит не давать ей развиваться, как утверждает Руперт Шелдрейк в своей последней работе «Мираж науки»: «Наука подавлена: предпосылки, которым уже сотни лет, приобрели неопровержимый характер. Без них было бы лучше. Науки стали бы свободнее, интереснее и даже забавнее»[96].
Вызовы современности
В настоящее время разные научные дисциплины сталкиваются с фактами, аномальными явлениями, которые невозможно истолковать с точки зрения традиционных теорий. Сегодня наука переживает настоящий кризис из-за того, что существуют эти необъяснимые феномены, а моделей, способных дать ясный ответ на возникающие вопросы, нет.
Пришло время экстраординарной науки, чья цель – сформулировать новые, революционные модели.
Например, современная космология имеет дело с событиями, которые требуют интерпретации, не укладывающейся в пределы действующих космологических моделей. Темная материя и темная энергия, скрытые измерения пространства, тонкая настройка констант природы и возможное наличие альтернативных реальностей в рамках куда более обширной Мультивселенной – лишь некоторые из проблем, которые бросают серьезный вызов ученым.
Устанавливать рамки науке – значит не давать ей развиваться.
Квантовой механике тоже не удается остаться в стороне. Сколько всего недоступного нашему пониманию в настоящий момент происходит на уровне бесконечно малых величин. Корпускулярно-волновой дуализм, принцип неопределенности, квантовая запутанность и так называемый коллапс волновой функции из суперпозиции – малая часть явлений, которые мы обнаружили в этом конкретном секторе реальности и для которых все еще не нашли внятного рационального объяснения.
К этому перечню можно смело добавить список биологических феноменов, не осмысленных науками о жизни: морфогенез; вероятное существование полей, которые могут служить матрицей для создания живых форм; согласованность и гармония, на которую способен организм внутри себя и с окружающей его средой. Конечно же, изобилуют не укладывающиеся в нормы явления, связанные с функционированием разума и природой человеческого сознания. Пожалуй, самой известной предпосылкой этих дисциплин является то, что разум и сознание считаются субпродуктами деятельности мозга. Нейронаука утверждает, что все можно объяснить наличием нейромедиаторов, мембранных рецепторов, интрацитоплазматических мембран и разных классов ядерных рецепторов. Однако объяснительные возможности парадигм, представленных нейронной доктриной, не охватывают целый ряд реалий: взаимодействие разума и мозга, ментальные репрезентации, субъективность, передача информации без использования хорошо знакомых нам органов чувств и возможность влиять на свое непосредственное окружение, не прибегая к мышечной силе или любого рода механике. Есть и такие, что звучат еще более странно, например: опыт пребывания вне тела, переживания на смертном одре, воспоминания детей в возрасте между тремя и пятью годами о своих предыдущих жизнях. Все вышеперечисленное находится за пределами предпосылок так называемой нормальной науки, занимающейся этой конкретной областью знания. Мы достигли границы возможностей, предоставленных нам традиционными научными теориями. Нормальная наука себя исчерпала. Пришло время экстраординарной науки, чья цель – сформулировать новые, революционные модели, которые дополнили бы уже существующие.
Именно Томас Кун, знаменитый автор «Структуры научных революций», заявил, что наука тоже эволюционирует, как и все в природе. Существует нормальная наука, а за ней хронологически следует экстраординарная.
Нормальная наука опирается на систему убеждений, совокупность базовых предпосылок – парадигму. Такие парадигмы пытаются описать все. Однако они не вечны. Когда используемая учеными модель или система ценностей оказываются неспособными пролить свет на определенные явления, можно сказать, что наступает конец нормальной науки. И тогда рождается экстраординарная наука.
Необходимо объяснить невероятные феномены. Появляется ученый или группа ученых с новой, смелой идеей, обещающей дать толкование тому, что действующие парадигмы интерпретировать не могут. И молодая парадигма совершает настоящую революцию в самом сердце науки.
Нейронная доктрина, релятивистская механика и квантовый формализм – вот последние парадигмы, которые позволили науке совершить гигантские шаги в познании природы.
ebooksa