Склонился над ней и свободной рукой снова полез под платье.
И снова эти мурашки. Страх или холод?
Температура на улице упала градусов на десять точно. Было действительно холодно. А её голые ноги... блять, они сводили с ума. Гладкие, мягкие. Кожа – как шёлк.
— Не дёргайся, — прохрипел ей на ухо, — я постараюсь нежно...
И она не дёргалась. Уставилась на него большими глазами. Ловила воздух дрожащими губами.
Егор отпустил её шею и, стиснув подбородок стальной хваткой, прошептал прямо в губы:
— Не делай хуже, Ксенакис. Ты же не дура...
Её всхлипы не особо его трогали. Если ей так легче...
Он не чувствовал жалости. Абсолютно.
Но и злости тоже не было. Даже привычного раздражения на её твердолобость.
Только похоть. Желание обладать. Касаться её там, где ему хочется. Касаться, не думая о последствиях. Эгоистично и безрассудно.
Коленом растолкал её ножки и опустил руку на её трусики. Прижал большую ладонь к тёплому лобку и тут же указательным пальцем поддел кружевную ткань. Девушка открыла ротик шире, и Егор молниеносно воспользовался этим приглашением. Впился в распахнутые губы, тут же проталкивая язык между её зубов. Уверенными движениями продвигался вперёд. Крепко стискивал её челюсть, давая понять, что не позволит ей укусить себя. Пусть даже не думает.
Въедался в неё, осознавая, что этого катастрофически мало. Чувствовал, что Дани боится пошевелиться. Как же она его ненавидела. Это первобытное чувство заставляло нутро вибрировать. В то время как снаружи она не смела сдвинуться с места.
— Стой смирно, — его голос гвоздями приколачивал её к этому дереву. Холодно. Так холодно...
Девушка снова всхлипнула и зажмурилась, в то время как его рука сдвинула вбок её трусики, а грубые пальцы прошлись по гладким складочкам. Бесцеремонно раздвигая их и массируя клитор. Настойчивее... плавно, а затем ускоряясь. Заставляя её подняться на носочки и яростно задышать ему в шею.
— Вот так, — слегка сжимая набухший бугорок пальцами, и снова вырисовывая вокруг него круги её личного ада, — воот, я же говорю: расслабься... вот так.
Мазнул губами по её щеке. Языком провёл влажную дорожку от губ вдоль линии подбородка. Смещаясь на шею и продолжая заигрывать с пульсирующей горошинкой.
Напряжение в паху усиливалось до критической точки. Всасывал её язык, готовый чокнуться от нетерпения оказаться в ней, наконец. Глубоко внутри. Горячо. Грубыми толчками насаживая на себя. Воя от подступающего оргазма.
Хватит!