Прости себе меня

22
18
20
22
24
26
28
30

Он бы всё равно её сломал. Всё равно хрустел бы её косточками и перемалывал их в порошок. Просто. Потому что. Это. Она.

Уставился на двери заведения, в башке прогоняя свои действия. Меняя один план на другой. Открывая дверь, чтобы завалиться в это долбаное кафе, и снова захлопывая ту. Курил и неосознанно потирал то место, где оставил себе последний ожог. Сколько их на его теле? Семь? Или восемь? У него был большой перерыв. Он уж было подумал, что завязал с этим... а нет. Стоило Мухе появиться на горизонте, и он сорвался к мудям собачьим! Сорвался на ней и на себе, мать вашу!

Это какой-то замкнутый круг. Он считал, что выбрался из этого дерьма. Переварил и оставил в прошлом. Но нет. Как же сильно он ошибался, когда думал, что всё пройдёт. Заживёт как на собаке, и он даже вспоминать об этом не будет.

Как же сильно он ошибался...

Перед его глазами стоял тот дождливый день, когда Она в последний раз протянула ему руку... влажную и холодную. Тонкие пальчики мягко прошлись по его запястью, подбираясь к ладони. Его пальцы тогда машинально сжались в кулак. Он отбросил от себя протянутую руку с такой злостью, которую, кажется, не испытывал никогда прежде...

Он и не заметил сразу, что пропустил самое важное. То, ради чего он приехал в эту глушь. Заморгал часто, словно только что пробудился от секундного сна. Сначала увидел её. Ксенакис, придерживая накинутую на плечи толстовку, вышла из кафе и уверенно зашагала в сторону своего автомобиля. Не глядя по сторонам и не оборачиваясь. Следом за ней...

Твою мать!

Гордеев дёрнулся вперёд, прищуриваясь и всё ещё надеясь, что ему показалось. Сука!

Блять! Блять-блять-блять!

Его лицо мелко задрожало. Он чувствовал каждую мышцу, что сокращалась на морде. Зубы снова заскрипели, а рука вновь потянулась к двери.

Сухачёв, ублюдок...

Какого лешего ты отираешься рядом с ней?!

Мразь...

Мало соображал. Но дверная рукоять щёлкнула, а уже через пару секунд ноги сами несли его в сторону этой гниды. Краем глаза заметил Даниэлу, что замерла от неожиданности возле своего авто.

Сухарь, опешив от такого сюрприза, тоже застопорился. Бросил на девушку растерянный взгляд и произнёс:

— Даниэла, сядь в машину.

Она удивлённо вскинула брови и открыла рот. Но словарный запас вмиг иссяк. Все слова испарились, а в голове затрещало так, словно ей внутрь вживили неисправный радиоприёмник.

— Федь, — только и смогла произнести.

— Тебе сказали: в машину! — Гордеев подал голос. Зарычал в её сторону, опаляя взглядом, способным прожечь в ней дыру.

Это была херовая идея: обозначать себя. Возможно, было бы лучше просто поехать за ними. Ничего пока не предпринимать, выждать лучшего момента.