Уже выскакивая за дверь я подумал, что если это Вяземский, то он отлично знает этот трюк, и сразу за подворотней меня будут ждать.
Покрутил головой. Водосточная труба, отлично. Я подпрыгнул, ухватился за ржавое металлическое кольцо, подтянулся. Дотянулся до узенького карниза, распластался по стене, сделал несколько осторожных шагов и перемахнул на крышу здания, стоявшего почти вплотную.
На следующую крышу вела пожарная лестница. Преодолевая второй пролет, я услышал какую-то возню внизу. Но уже понимал, что преследователи безнадежно отстали. Чей-то командный голос понукал нерадивых кого-то. Раздался скрежет оторвавшейся водосточной трубы, потом громкие ругательства.
Скрипнуло окно. Сварливый голос принялся склонять по матери ночных дебоширов, мешающих спать. Потом раздался звон разбитого стекла.
Дальше слушать я не стал. Пробежел по коньку двухскатной крыши, съехал на пятой точке к парапету, перебрался через него, повис на карнизе, спрыгнул на крышу какой-то сарайки. Потом забрался по другой пожарной лестнице.
Вообще-то не было никакой необходимости и дальше пробираться по крышам. Уже вполне можно было спуститься вниз. Но все эти трюки доставили мне такое неожиданное удовольствие, что я готов был продолжать прыгать, карабкаться и балансировать. Радость от обладания ловким, цепким и выносливым телом захлестнула мое сознание волной эйфории. Я заглянул в тускло освещенное окно мансарды, мимо которого я сторожко пробирался. На развернутом прямо на полу матрасе сидела совсем юная белокурая девушка и водила тонким пальчиком по строчкам книги у нее на коленях. А рядом с ней на полу чадно горел огарок сальной свечи в дешевом оловянном подсвечнике-ложке.
Неслышной тенью я скользнул по карнизу, поднялся на самый верх, огляделся, чтобы сориентироваться. Опасно было таскать при себе все свои деньги разом. Следовало до поры до времени спрятать часть своих сокровищ в каком-нибудь тайнике. Почему бы не прямо здесь, где в мансарде живет такая очаровательная хранительница? Хоть она и никогда не узнает об этом…
Приметная башенка с флюгером в форме петуха. Каминная труба с нарисованной грустной рожицей. Мордатый рыжий кот, с любопытством взирающий на меня с самого края карниза. Вряд ли его можно считать надежной приметой места, но видеть я его все равно был рад.
Я сунул в глубокий карман штанов пару мелких купюр и свою паспортную книжку. А все остальное — бумаги, конверт с деньгами и мешочек с золотом, забил поглубже в нишу, оставленную выломаннившимся из свого гнезда кирпичом. Сверху над этой дырой проходил жестяной желоб, так что залить тайник дождем, если таковой случится в ближайшие дни, было не должно.
Почти бесшумно я соскользнул с крыши по водосточной трубе, еще раз огляделся, тщательно запоминая адрес и расположение домов и потопал в сторону Невы.
Васильевский остров я никогда не любил. Почему-то он вгонял меня в черную меланхолию даже в той своей части, которую облюбовали для своих особняков аристократы. Справиться с экзистенциальной тоской, которая захватывала на этой стороне Невы мой рассудок, не помогали ни пышные клумбы и цветники, разбитые на во всех дворах, на балконах и даже на крышах, ни играющие денно и нощно на перекрестке Среднего проспекта и Восьмой линии музыканты, ни даже вино и коньяк. Цветы казались бумажными венками на могилах, музыканты все время фальшивили и излишне растягивали ноты, а выпивка… Выпивка только вгоняла в тоску еще больше. Кроме того, сейчас, пребывая в теле полуголодного и совсем юного парня, я бы не рискнул экспериментировать с употреблением алкоголя. Во всяком случае, до тех пор, пока я не найду более или менее надежных приятелей, в обществе которых будет не страшно, если я с пары стопок просто упаду и усну юным здоровым сном.
Когда я добрался до Большого проспекта, Васильевский остров уже начал просыпаться, а знакомая еще с прежних времен тоска уже запустила в мою душу свои цепкие коготки.
Заспанные домработницы уже потянулись со своими корзинками в сторону рынка, помятые, как будто спали прямо в одежде, дворники уже нашали шваркать метлами по брусчатке улиц и тротуаров. А с самого утра недовольные жизнью жандармы уже заняли свои сторожевые будки.
На одиного бредущего подростка, то есть меня, никто пока что не обращал внимания. Приметная башенка с горгульей была на месте. Только вид у нее был более новый, чем в тот раз, когда Прошка мне ее показывал.
А вот и вывеска аптеки. Только само заведение еще закрыто. Час все-таки ранний. Впрочем, заходить я в нее пока что не собирался. Для начала мне нужен был подходящий наблюдательный пункт. Прежде чем пытаться навести контакты с родственниками того, кто в будущем станет моим самым верным сподвижником, не предавшим даже под топором палача, следовало сначала осмотреться.
Судьба — материя на самом деле очень прочная. Раз события уже свершились, то, чтобы обратить их вспять, требуются немалые усилия. Нельзя просто так переместиться в прошлое и убить своего врага прямо в колыбели. В этот простой и прямолинейный план непременно вмешаются досадные случайности, которые будут всячески мешать его осуществлению. Это может быть что угодно — от внезапно упавшего тебе на голову с ясного неба кирпича, до попавшей под ботинок в самый ответственный момент банановой кожуре. Причем с тобой, как с посторонним элеметном этой цепочки событий, рок церемониться не будет, так что задумав простое и незамысловатое убийство, ты скорее всего погибнешь сам, причем от самой нелепой из случайностей. Потом твое никому неинтересное тело заберет труповоз и отправит в печь котельной. И через два дня о тебе никто даже не вспомнит. Ну, мол, был какой-то тип. Пришел, подскользнулся на таракане, ударился головой об ступеньку и умер. Даже имени никто не вспомнит. Потому что тут ты никто.
Я хотел, было, усмехнуться, но губы задрожали и скривились в гримасу злой тоски. Я был Никто в том времени, откуда я пришел. И здесь я тоже Никто. Человек, который не может назвать свое настоящее имя.
Я потер кулаками предательски защипавшие глаза и решительно направился к деревянным лесам, прилепившимся к фасаду дома почти напротив аптеки. Судя по пыли, покрывающей доски, на них уже никто не забирался по крайней мере месяц. Значит если я несколько часов на них просижу, ни один фасад дома не пострадает…
— Эй ты! — раздался за спиной чей-то голос. — А ну сюда иди!
Я резко обернулся. В мою сторону вразвалочку, с видом хозяев жизни двигались трое рослых парней, совсем ненамного меня старше.