- Да ты просто кладезь знаний. Еще что расскажешь?
- Смотря что спросишь.
- А язык их знаешь?
- Плохо. Может десяток-другой слов, не больше. Я там не долго жил, меньше года.
- А меня научишь? – Иринья изогнулась еще больше, потягиваясь. Тонкая ткань сарафана обтянула тяжелые груди. – Эх! Как встречу Хорушку, да как удивлю его своими познаниями… Как по-тамошнему будет «Я»?
- Ик.
- А «тебя»?
- Ю
Иринья рассмеялась.
- Как все просто. Ик ю. Ик ю! Словно осел икает. – Она подняла голову, придвинувшись ближе к Макарину. Ее широко раскрытые голубые глаза завораживали. – А как будет «люблю», дьяк?
Макарин смотрел на нее холодно, стараясь не отводить взгляд и не краснеть.
- Такого слова я там точно не слышал. Не до того было.
- А я его знаю, мне Хорушка сказывал. Представляешь, по-тамошнему «люблю» - хуид ван. Смешно, правда?
Она приблизила лицо, немного раскрыв пухлые губы, и прошептала:
- Хуид ван… Ик хуид ван ю… Знаешь, дьяк, меня так сладко Хорушка хуидванил… Я по нему скучаю.
Макарин не выдержал и отвел глаза. Девка опустилась обратно на шкуры.
- Смешные вы все, москвитяне. Зажатые. Все-то у вас служба на первом месте. Не для себя живете.
- Отец тебя, видно, мало порол. Наверно, ему было все равно, во что ты вырастешь.
- Ты лучше моего отца не трогай, дьяк. Он может и сошел с ума напоследок. Но всегда был хорошим человеком.
- Хороший человек задумывается о том, как после него будут жить его дети.