Костяное веретено

22
18
20
22
24
26
28
30

Перескакивая через ступеньки, Фи бежала по винтовой лестнице белой башни. В ушах звенели слова Шиповника: «Это все проклятие». Чары вечного сна завладели Шейн, и существовал лишь один способ ее разбудить.

Укол от веретена начал гореть, Фи будто тащило вперед невидимой нитью. Она буквально летела по ступеням и приостановилась лишь у самой вершины. Вокруг дверного проема мерцали розы, а сердце колотилось в груди.

Филоре так переживала за подругу, что даже позабыла, что ждет ее в этой башне, вернее, кто.

Дверь со скрипом распахнулась, и Фи вошла в комнату, которую столько раз видела во сне. Только теперь все было взаправду. Повсюду тянулись плети роз, они пологом завешивали сводчатое окно и взбирались по белым стенам. В углу стоял крошечный письменный стол, вокруг деревянных ножек которого вились яркие красные бутоны. Аромат цветов висел в воздухе, будто здесь только что прошел дождь. Фи повернулась к кровати. Тонкий балдахин зацепился за шипы, и сквозь щели ткани виднелась фигура, лежавшая на белых простынях. Та же самая фигура, которая стояла рядом с ней.

Принц Шиповник Розоцвет растянулся на кровати в своем бархатном плаще, не сложив руки на груди, а мирно подперев щеку, словно просто задремал. Его золотые волосы разметались по подушке.

Щеки были не бледными, а розовыми и живыми, грудь спокойно вздымалась. Фи замерла, глядя на спящего принца Андара. Если она коснется его, он не рассеется, как порой случалось с Шиповником, который то появлялся, то исчезал из ее жизни.

Филоре повернулась посмотреть на парня, которого успела узнать, но принц уже двинулся к ложу; бархатный плащ развевался за его плечами. Фи последовала за ним немного медленнее, ей пришлось отодвигать слегка покачивающиеся занавески, сквозь которые прошел Шиповник.

Все вело к этой минуте, однако Фи вдруг поняла, что не готова. Спящая фигура не шевелилась.

Шиповник обернулся. В его улыбке таилась какая-то грусть, но вместе с тем была и надежда, маленькая, хрупкая надежда, столь же невесомая, как дыхание.

— Ну вот.

— Да. — Фи сглотнула, собираясь с духом. — И я приняла решение. Мы целуемся… а потом каждый пойдет своей дорогой. — Она хотела произнести слова холодно и уверенно, но практически прошептала их.

Глаза принца расширились. Тысячи воспоминаний промелькнули на его лице, тех же самых, которые хранила и она: как он заставлял ее смеяться, как ловил ее руку своей теплой ладонью, как наклонялся ближе, и Фи трепетала. Шиповник медленно выдохнул, и она увидела в его прекрасных синих глазах боль разбитого сердца.

— Не надо так, Фи, — взмолился он. — Я уже обещал, что не стану давить. Необязательно ведь жить тут ради меня. Останься в любом статусе — королевского библиотекаря, главного кладоискателя, друга короны. Только останься.

Фи покачала головой, чувствуя, как закололо в глазах.

— Это невозможно, Шиповник. — Каждое слово камнем падало на сердце, но Фи ощущала небывалую решимость. Так надо, так будет правильно. Она стиснула обтянутую перчаткой руку и отвела взгляд. — Прости. Знаю, не это ты хотел услышать.

— Забудь. — Принц схватил ее за плечи и развернул к себе. — Забудь все, что я когда-либо говорил, все, о чем просил. Посмотри мне в глаза и скажи, чего на самом деле хочешь. Только не уходи. Пожалуйста. — В отчаянии он стиснул Фи в объятиях и прошептал ей в макушку: — Я люблю тебя. Останься.

Она зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.

Я люблю тебя.

Самые прекрасные и самые горькие слова. Фи и не думала, что они такими бывают. Та искорка, что вспыхнула в ее груди подобно отголоску магии Шиповника, разгорелась как лесной пожар, волна тепла прокатилась по телу, и кожу закололо. Фи была уверена, что сейчас светится. Она обвила руками его шею, и на секунду не осталось больше ничего — только объятия Шиповника и эти его слова. Филоре пыталась запечатлеть в памяти каждую деталь: мягкость его волос, аромат роз, быстрое биение сердца. Она уже безумно скучала по нему и все же никак не могла остаться.

Каким-то невероятным образом принц нашел путь в ее сердце, миновал все преграды и стены, все горькие мысли и болезненные воспоминания, и все это он делал, заставляя ее смеяться. Фи не могла выбрать самую лучшую его черту. Ей нравилось все: то, как он паршиво разбирался в волшебных языках, как танцевал не лучше нее, как продолжал улыбаться, будто ему шестнадцать, а не сто шестнадцать, а самое главное — старался подарить радость ей.