Костяное веретено

На сером оловянном блюде валялись короткие угольные палочки. У дальней стены изящная винтовая лестница спиралью поднималась к люку на крышу. Весь пол покрывали наложенные друг на друга листы бумаги: на некоторых были странные символы, на других — плавные магические строки, Фи их узнала. Как большинство чародеев, Письмовник творил магию с помощью посредника — выводил замысловатые заклинания. Скромные пожелания, как назвал их колдун, когда впервые рассказывал о своих способностях Фи — девчушке с широко распахнутыми глазами в огромной мастерской, полной шелестящих листов бумаги и перьев.

Ей хотелось, чтоб Письмовник владел могущественными чарами, как в старых сказках. Он опустился на колени и улыбнулся. «Магия во всем, — сказал колдун, — в растениях, в животных, даже в людях. У чародеев ее просто немного больше, чем у остальных. Заклинания позволяют использовать эту природную магию для каких-то задач, но чем сильнее чары, тем выше риск непредвиденных последствий. Моя магия лучше всего справляется со скромными пожеланиями — заклинаниями-оберегами от болезней, для защиты от темных чар или просто чтобы все в саду цвело. Скромные пожелания».

Фи вошла в дверь, покосившись на бумажные фонарики ручной работы, которые свисали с потолка. Письмовник стоял у жаровни в центре комнаты, одетый в свою обычную белую мантию с серебристым поясом. На плечо свисала длинная прядь седых волос, перевитая голубой лентой со звенящим серебряным колокольчиком. Чародей держал горящие бумаги. Наклонившись, он подул на скрученные рулоном листы — огонь вспыхнул, вихрем поднялся пепел. Красные искры и обгоревшие клочки бумаги взметнулись вверх и вместе с дымом вылетели в трубу.

— Филоре, ты пришла постоять у порога и рассмотреть меня? — поинтересовался Письмовник, даже не повернувшись.

«Как он это делает?» — гадала Фи. Сколько бы чародей ни рассуждал о скромных пожеланиях, она давно подозревала, что тот способен на большее.

Фи смущенно откашлялась.

— Я не хотела мешать.

— Я уже закончил, — сказал хозяин, стряхивая пепел с ладоней и поворачиваясь к гостье.

Бледное лицо выглядело доброжелательным, он с мягкой улыбкой смотрел на Фи; хрустальная серьга поблескивала на свету.

Ненроа все утро думала о том, с чего же начать свой рассказ. Но в итоге ей и не пришлось ничего говорить. Письмовник подошел к ней, глаза его удивленно распахнулись, он осторожно взял ее за руку, а потом раскрыл ладонь и увидел красный след, что вился на кончике ее пальца, словно нить.

— Это могущественные чары, — прошептал колдун и резко поднял взгляд на Фи, серьга его задрожала. — Во что ты ввязалась, милая?

Фи будто окаменела. Именно этого она не хотела слышать. Лучше бы Шейн и Письмовник просто над ней посмеялись, как бы это ни было унизительно! Она так надеялась, что все это ей привиделось. Фи постаралась успокоить нервы, что грозили захлестнуть с головой. Паника сейчас ничем не поможет. Нужно взять себя в руки.

— В одном старом замке я уколола палец костяным веретеном…

— Веретеном принца Шиповника. — Письмовник крепче стиснул ее руку.

— Наверное, да, — безжизненно согласилась Фи, заглянув в голубые глаза. — Знаю, это кажется невероятным, но вроде бы я видела его… Это что-то вроде проклятия?

Когда она произносила эти слова, левую руку Фи, которая была отмечена знаком Бабочки, пронзила боль. Насколько надо быть невезучей, чтобы оказаться проклятой дважды?

Письмовник вздохнул.

— Это не проклятие, Филоре, — сказал он, беря ее ладонь в свои руки. — Это то, на что все эти годы надеялись мы, потомки чародеев Андара. Это означает, что тебе суждено разбудить принца Шиповника.

— Мне? Не может быть! — Фи отпрянула, выхватывая руку. — И все из-за того, что я неосторожно обращалась с веретеном?

— Это веретено то же самое, о которое укололся принц, на него было наложено особенное заклинание, — поджал губы Письмовник. — Если ты видела принца Розоцвета, сомнений нет. Ты избранная.