Кристина будто бы вообще ничего не заметила. Всем своим видом она стала напоминать бабушку, иссушенную и пустую. К слову, на лице Джины Кэндл, как ни странно, появилось выражение осмысленно-мрачной удовлетворенности, как будто все происходило строго в соответствии с ее ожиданиями. Судя по всему, она считала, что ее дочь ни на что не годится, и радовалась возникшей заминке.
Корделия, впрочем, была отнюдь не разбита. Торжество и решительность по-прежнему сверкали в ее глазах. Правда, теперь еще и злоба исказила тонкие губы.
— Не нужно отчаиваться раньше времени, дорогие гости! — воскликнула средняя ведьма Кэндл. — Наш триумф по-прежнему близится. И даже мелкие происки этой чертовки, — она ткнула пальцем в Скарлетт, — не смогут воспрепятствовать предрешенному. Ни одна ведьма не ставит все на одну карту…
— Но время! — попыталась подать голос Рэммора. — Скоро полночь, и если ее не вернут до этого времени, то…
Корделия так глянула на сестру, что ту в одночасье будто бы приколотило к стулу.
Виктор увидел, как рыжая ведьма едва заметно кивнула дядюшке Джозефу. Поняв знак, дядюшка поднялся из-за стола и с видом мясника, получившего новую, долгожданную партию мяса, поспешно отправился исполнять невысказанное повеление.
Средняя сестра Кэндл вновь повернулась к Скарлетт.
— Ты что же, мерзавка, думала, что со мной так можно? — прошипела она. Впервые за все время хозяйка совершенно утратила самообладание. — Воровка, которая пыталась украсть у меня мужа. О, как мне нравится этот славный ужас в твоих глазах! Думала, я не знаю?
Скарлетт с тревогой глядела на Корделию, не пытаясь ее переубедить. Да она и не смогла бы.
Корделия продолжала:
— Я двадцать шесть лет ждала сегодняшнего вечера. Знаешь, Скар, я даже думала просто позволить тебе тихо и мирно отойти в сторону. Думала разрешить тебе завести семью, построить дом — сидела бы в своей дыре, слушала радиоприемник и занималась бы вязанием. Но после этого… Сама доигралась. Никакой пощады. Я, разумеется, предполагала, что ты так просто не сдашься. Выкинешь какую-нибудь подлость под конец. Но похитить жертву… я не буду выяснять, как тебе это удалось. Я просто хочу, чтобы ты знала: сначала ты увидишь, как будет разорван на куски твой разлюбезный Гарри, а потом и сама, мерзавка, отправишься в зеркало. И тогда я понаблюдаю, как тебе будут вырывать твои подлые, лицемерные глаза.
Вдруг откуда-то из глубины медленно переплетающихся языков огня на столе раздалось едва слышное карканье. Часы оповещали: полчаса до полночи.
Никто из присутствующих их не услышал. Кроме того, кто пока что был заключен где-то в глубине некоего человека. И этот кто-то был готов освободиться.
Зеркало было большим, тяжелым и неудобным. Еще и это пыльное полотнище, в которое оно завернуто… А принимая во внимание то, сколько раз за последнее дни Джозефу Кэндлу пришлось перетаскивать эту тяжесть с места на место, он успел его просто возненавидеть. Джозеф даже почти убедил себя в том, что подлец Гарри нарочно решил устроить ссору именно рядом с этим здоровенным зеркалом, по всей видимости, уже тогда догадавшись о своей участи. В силу собственной мстительности тот, верно, проделал все это лишь для того, чтобы несчастный Джозеф как следует помучился, постоянно передвигая место заточения брата и надрывая себе спину.
— Уфф… — пропыхтел Джозеф, осторожно опуская зеркало на верхнюю ступеньку садового крыльца. Пронести эту громадину через порог, не выронив, да при этом еще и спиной открывая себе входную дверь, оказалось той еще задачкой. — Если бы не Корделия, давно бы уже тебя расколотил. Большего ты все равно не заслуживаешь, понял? Апчхи!
Слова Джозефа были адресованы именно Гарри, который — он в этом не сомневался — всё слышал. Ничто не мешало Гарри проворчать в ответ какое-нибудь бессмысленное проклятие или даже произнести обличительную речь, но брат упрямо молчал и этим еще больше злил и распалял Джозефа.
И все же, как бы ни хотелось расколотить зеркало на мелкие осколки и перемолоть их затем в стеклянную крошку, запертого в зазеркалье Гарри надлежало доставить на шабаш целым и невредимым, отчего Джозефу в очередной раз пришлось отложить в сторону месть, отдышаться и вновь взяться за неудобную раму. Впрочем, как он полагал, откладывал он ее уже ненадолго.
— Джозеф! — из дома раздался голос, который Джозеф сейчас желал слышать меньше всего на свете. И уж тем более ему совсем не хотелось отвечать.
— Не видишь? Я занят. Нашла время! — Он скривился, даже не удосужившись взглянуть на жену. — Если ты думаешь, что я сейчас все брошу и начну выяснять с тобой отношения… — он вдруг прервал себя, заподозрив неладное: — Эй! Разве ты не должна быть сейчас с Корделией? Ей может понадобиться помощь.
— Сама справится, — раздраженно бросила Мегана Кэндл, словно речь шла не о смене верховной власти над ковеном, а о приготовлении ужина в будний день. — Ты обязан меня выслушать. Сейчас же. Речь о Мими.