— Не знаю. Но этот Победоносцев проводил с ней эксперименты, когда был еще человеком. А потом у них авария произошла с аппаратом. Какая — я не понял. Но потом у них начался этот самосбор… — он пытался вспомнить название, — при котором этажи перестраиваются.
— Редемптивный?
— Да! У них пропали выходы из НИИ. И им пришлось остаться там.
— А потом что?
— Не знаю. Но, кстати, Кузнецов у себя в заметках упомянул небо и землю. Что, думаешь, это значит?
— Я откуда знаю? Дай глянуть на тетрадь!
С некоторой задержкой — он подумал о том, что Михаил мог испортить записки — Андрей достал дневник и положил на стол перед Михаилом. Тот, нахмурившись стал читать. Или, вернее сказать, пытаться читать, потому что всем своим видом показывал, что давалось ему это с трудом. Он осилил первую страницу, но на середине второй раздраженно хлопнул обложкой тетради, закрыв ее.
— Чушь какая-то! Ни черта не понятно! Убери ее. Потом, может, почитаю.
— Нам бы туда вернуться. Я хотел еще его записки посмотреть.
— Вернуться… — повторил Михаил, что-то вспоминая. Затем, округлил глаза. — Там же самосбор был!
Он резко поднялся и в несколько шагов оказался возле гермодвери. Приложившись ухом к железу, он пытался определить уровень опасности.
— Что там? — поинтересовался Андрей, встав рядом. — Слышно что-нибудь?
— Как будто-бы нет. Видать, все там осталось.
— Так нам получится туда сходить?
Михаил отстранился от двери, глядя на собеседника исподлобья. Однако в считанные секунды его злость отступила, сменившись каким-то непонятным разочарованием или тоской. Он закрыл глаза и дернул головой.
— Пойдем туда, но аккуратно, — он вновь смотрел на Андрея с ненавистью. — При первой опасности — назад. Ослушаешься — пропадай! Я больше с тобой сюсюкаться не буду.
Через несколько минут они надели противогазы, вышли в коридор и медленно двинулись назад в НИИ. Михаил шел медленно, плавно опуская ногу, чтобы не издавать никакого шума. Андрей пытался ему подражать, но все равно время от времени давал о себе знать то хрустнувшим камешком, то шорохом плотной рабочей одежды. По мере приближения к коридору с ковровой дорожкой, Михаил становился напряженнее. Он часто останавливался, прислушиваясь, и досконально проверял каждое смежное помещение. Повсюду появлялись пятна черной слизи, грибы разных цветов и пыль, в свете фонаря казавшаяся розовой.
В какой-то момент проводник остановился и простоял так с полминуты. Затем таким же медленным плавным ходом двинулся назад, не сводя с тьмы перед собой фонарного луча. Андрей не сразу понял, что ему требовалось делать то же самое. Он вдруг ощутил жуткое напряжение, отчего, казалось бы, простой шаг назад давался с огромным трудом. Он боялся упасть, оступиться, затем по спине побежали мурашки от страха того, что позади кто-то есть. Андрей было дернулся, чтобы обернуться, но остановил себя, не будучи уверенным, что это требовалось. Михаил приблизился к нему, заставляя идти быстрее. Это возвращение до лестницы казалось бесконечным, хотя на часах прошло всего две минуты. Наконец Михаил повернулся, приложил палец к подбородку, закрытому противогазом, и указал вниз. Они медленно спустились, освещая путь в обе стороны.
На три этажа ниже Михаил поднял противогаз, еще раз внимательно прислушался и тихо сказал:
— Туда никак нельзя. Мы там навсегда можем остаться.