Пламя моей души

22
18
20
22
24
26
28
30

— Отец говорил, что ты погиб.

— Это тебе он так сказал, видно. И родичам моим. А что он ещё мог, если я пропал? А после Димина меня к себе привязала. Окаянная баба.

Елица опустилась взор в сияющую реку, да словно света не видела больше. Братец, в котором она всегда души не чаяла, заботливый и весёлый, на деле нёс в себе умыслы вовсе не добрые. Не за них ли покарали его Боги? За то, что предал того, кто воспитывал его и любил, как родного, за то, что смерти ему пожелал.

— Я не хочу винить никого и ни в чём больше, Еля, — Радим опасливо покосился на неё, видно, гадая, что она дальше делать станет. — Что было, то прошло давно. Но я рад, что мы снова встретились. Что Пряха привела тебя сюда. Как бы то ни было.

Елица покивала бездумно, едва разбирая, что он говорит.

— Иди, Радим. Мне подумать о многом надо.

Он и вдохнул было — что-то ещё сказать — да встал, но замер на месте, вмиг напрягшись. Послышались шаги тихие. Треснула ветка. Елица вздрогнула и обернулась, кажется, поспешно слишком, и слёзы, всё ж на глаза выступившие, утёрла. Леден стоял на полянке тайной, оглядывая Радима спокойно, кажется, но и с угрозой, едва заметной в его непоколебимом взоре. Её она научилась распознавать быстро.

— Может, к обедне всё ж придёшь, Еля? Тебе силы сейчас нужны — выздоравливать. Боянка всё приготовила уж, — проговорил, роняя каждое слово веско и чётко, но глядя при этом по-прежнему, на Радима.

Тот хмыкнул негромко, смерив взглядом сначала его, а после и Елицу, которая так на траве и сидела ещё. После снова на княжича посмотрел.

— Да уж. Долго меня не было. И правда. Теперь и враги у нас за друзей, видно, — сказал и прочь пошёл, как его и попросили.

Елица проводила взглядом мужа, пока не поглотила его зелень солнечная, которой пропитан был весь лесной воздух, словно соком травяным. Думала, Леден тоже уйдёт, но он остался на месте, глядя на неё пристально и обеспокоенно немного.

— Что он сказал тебе?

Елица встала, отряхивая подол, пытаясь время потянуть и успеть сообразить, что ему рассказать. И в груди словно колесо мельничное закрутилось: от мыслей всех, от знания нового о том, что Отрад в себе нёс. Хоть и минуло всё. Перестало даже значение иметь, как погиб он. От рук, получается, своих же братьев. Стоит ли им знать?

Она подняла взгляд на Ледена и подошла неспешно, решив, что ничего говорить ему не станет пока. Самой бы осмыслить.

— Ничего, что было бы тебе интересно, княжич.

Тот хмыкнул тихо: наверное, не поверил.

— Дело ваше, конечно. Да только… Тяжко это, Елица, — он приблизился ещё на пару шагов. — Но решать тебе, верно, придётся: с мужем своим жизнь проживать или на сватовство раннее Чаяна ответить. Он тоже мается. Разве не видишь?

— Чаяну я ничего не обещала, — Елица поджала губы, чтобы не сказать чего ещё резкого. Но продолжила: — А Радиму обещала, когда стояла с ним вместе в святилище, клятвы давала.

— Значит, верни обручье, не дури голову! — Леден нахмурился пуще.

— Сам он себе голову задурил! — попыталась защититься Елица. — Так чего ж ты меня винишь? Сам-то…