Улыбка прощальная. Рябиновая Гряда (Повести)

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да. По летнему обыкновению, заочники.

— А я недавно вас в Доме ученых слушала. Об истории нашего города рассказывали.

— Не заметил. Дремали?

— Что вы? Очень интересно. И как это вы все, все помните? Другие выкрикнуть «Товарищи!» без листочка не могут.

— Беда мне с этими листочками, — посетовал Сергей Леонтьевич. — Свою клинопись чуть разбираю, а печатать… Зря только «Оптиму» покупал. Тычешь, тычешь одним пальцем.

— Слышала как-то, — с лукавинкой в голосе и улыбаясь заметила Фая. — Не бойко. Ну что ж, могу выручить.

— Вы? Умеете?

— Еще как! Тетка говорила, пальцы у меня как град сыплются.

— Так выручите! — взмолился Сергей Леонтьевич. — И нужен-то бывает пустяк. Заплатки в докторскую. По десятку строк, а я маюсь над ними, маюсь… Удобно ли, если я к вам с машинкой?..

— Отчего ж неудобно. Тетя Ксеня все еще у дочери где-то на юге, так что мешать некому. Только зачем же! Из-за десятка строк? Это мне и на полминуты мало. Приготовьте побольше, как-нибудь забегу и перестукаю.

Забежать Фая не решалась. Вдруг из его приятелей кто завернет, а тут она за машинкой. Неудобно, у него такой авторитет…

Не решался и Сергей Леонтьевич зайти к ней. Кто знает, что подумает она, не будет ли говорить про себя: «Вот навязался!»

Над кнопкой звонка в квартиру Ксении Фроловны еще прошлой осенью Фая воткнула ветку рябины. Листья потемнели, пожухли, а ягоды, времени наперекор, все еще красные. Посмотрит на них Сергей Леонтьевич, вспомнит, как Фая тянулась на цыпочках, чтобы укрепить ветку, — он как раз выходил из своей двери, — и заробеет, отступит. Лучше случайной встречи дождаться, тогда и напомнит, что, мол, кто-то собирался зайти и оказать скорую печатную помощь.

И вот она — случайная встреча. Возвращаясь с лекции, Сергей Леонтьевич заметил Фаю в скверике сбоку их дома на скамье, многоугольником опоясавшей разноцветный грибок. Окруженная крикливой стайкой детворы, она, кажется, едва успевала тому утереть нос, той повязать бантики на голове, тех помирить. И все время звенел непрерывный веселый говор. Сергей Леонтьевич присел неподалеку на скамью: оглянется Фая, он с ней и заговорит. Фая не оглядывалась, увлеченная хлопотами и болтовней: девочке с бантиками надо было объяснить, почему кукла не говорит, забияке мальчишке — что нехорошо пускать в ход кулаки… Одна, совсем крошка, обещала:

— Я не буду плякать, а ты?

Другая, побольше, лезла с признанием:

— А я, тетя Фая, болеть люблю: все ухаживают и обязательно чего-нибудь сладенького дадут.

Третья, должно быть любительница телевизора, тянулась обнять ее.

— Тетя Фая, дай я тебя долго-долго поцелую, как в кино.

Сергей Леонтьевич, растроганно улыбаясь, послушал еще минуты две-три и, чтобы не смутить ее, тихонько ушел.