Дамы тайного цирка

22
18
20
22
24
26
28
30

Я с усилием сглотнула – каждое его слово приводило меня в ярость. Это существо украло мои воспоминания, моё детство. Из-за него я как корабль без компаса. Окончательно я разгневалась, увидев, как Доро помогает Курио подняться на ноги. Они оба пострадали от рук отца, оба потеряли голос. Я сжала кулаки и выпалила, не стараясь смягчить слова:

– Я так понимаю, ты считаешь меня слишком слабой даже для того, чтобы помнить своё собственное детство?

По обыкновению Отец нетерпеливо постукивал тростью – но когда внезапно перестал, я поняла, что допустила серьёзный просчёт. Я хотела немедленно взять свои слова обратно, но было слишком поздно. Стало так тихо, что я услышала, как вдалеке один крокетный мячик стукнулся о другой, за этим последовали смех и звон, с которым поставили на блюдце фарфоровую чашку.

– Кто тебе это сказал? – Сквозь его маску пробивались черты, которые он обычно старался скрывать.

– Никто! – ответила я с вызовом. Ещё не договорив, я задумалась: а что если он и меня сейчас заставит откусить язык за то, что я так грубо с ним разговаривала? Он сможет так поступить со своей родной дочерью? Из-за его красивой внешности и остроумия его часто недооценивали, но я знала его лучше.

– Естественно, кто-то сказал тебе это, Сесиль, – произнёс он обезоруживающе спокойно.

– Это правда? – Я сделала глубокий вдох и затеребила оборки на своей юбке, стараясь перевести разговор на другое.

Он посмотрел на меня, приподняв уголок губ. Отец довольно самовлюблённый, он постоянно совершенствует свой смертный облик – привлекательный и вечно молодой, но сквозь иллюзию пробиваются намёки на его истинную сущность. Белые клочки в бороде, чуть вытянутые уши. У отца мягкие кудри длиной почти до воротника и широкие, по-детски большие янтарные глаза – но с промельком горизонтальных зрачков.

Когда он уставал или, как в данном случае, злился, его смертная «оболочка» часто слетала.

– Кто же тебе сказал… Плутар? – Он словно выплюнул её имя.

– Нет, – отпрянув, пробормотала я в страхе за нашу костюмершу.

– Тогда Сильви?

– Господи, нет!..

Но то, что он упомянул её, подтверждало мои подозрения, что Сильви знает больше, чем показывает.

– Значит, это была твоя сестра.

Он говорил уже менее резко, не сомневаясь, что выявил преступника. Теперь он мог вырезать гнилой побег, восстановить порядок в своём цирке.

Хотя Эсме насмехалась надо мной и унижала меня, я вдруг испугалась за неё. Это была ошибка, ужасная ошибка. Я была зла на Эсме за годы насмешек и скользких намёков. Как ребёнок, я хотела, чтобы Отец вмешался, остановил сестру. В каком-то смысле я хотела небольшой мести. Я бы посчитала справедливым подходящее наказание – например, никаких выходов наружу на несколько недель. Даже представлять, как Эсме провожает взглядом нас с Сильви и мы уходим за дверь без неё, было в каком-то смысле удовольствием. Но по пульсирующей жилке на виске Отца я поняла, что повела себя глупо и зло. Несмотря на то что Эсме тоже была его дочерью, я почувствовала, что его наказание будет суровым. На такое я не рассчитывала.

– Это неважно.

Я постаралась соответствовать его невозмутимости, око за око, чтобы он решил, что Эсме рассказала мне что-то незначительное, что никак на меня не повлияло.

– Но это важно, дорогая. Это определённо важно. Ей лучше знать.