– Что это? – спросила заворожено.
Мы прошли дорогой до озера и теперь, когда деревья расступились, я увидела мерцающие над водой золотистые искры. Они то плыли, повинуясь дыханию ветра, то завивались спиралями и кружили в понятном только им танце.
Маленькие существа, хрупкие души. Только тронь – погаснут.
Они вспыхивали тут и там, складываясь в созвездья и замысловатые фигуры, манили, ворожили. И эта немая красота, и очарование ночи, и близость самого желанного в мире мужчины лишили меня воздуха – я застыла на вдохе, не в силах оторвать взгляд от волшебных огоньков. Они отражались в тёмной глади озера, как в старинном зеркале, и создавалось ощущение, что под водой тоже кто-то есть.
– Они доживают свои последние ночи, – Ренн встал за спиной и, пропустив руки под грудью, прижал к себе и уложил подбородок мне на макушку. – Скоро наступят холода, и светляки уснут.
Он пытался говорить ровно, но в голосе всё равно звучало восхищение, а ещё бесконечное уважение к своей земле и этому миру.
– О, Матерь! Они сияют, как маленькие звёзды, – выдохнула я и протянула руку.
– Знал, что тебе понравится. Между прочим, ты первая девушка, с которой меня тянет на романтику.
Мне показалось или… он смущён? Да быть такого не может!
– Полагаю, мне нужно этим гордиться? Я смогла перевоспитать сурового и чёрствого Зверя-из-Ущелья!
Ренн пробурчал что-то нечленораздельное и притиснул меня к себе ещё теснее, как будто говорил – моя, не отдам!
– На самом деле раньше я воспринимал всё это как должное. Не замечал. В другом случае отмахнулся бы и прошёл мимо надоедливых мошек, но сегодня со мной ты. Захотелось разделить с тобой эти чувства.
Один из светлячков отделился от стайки и полетел к нам – ну точно заблудившаяся искорка. Сел на ладонь, тихо мерцая.
– Говорят, светляки тянутся только к тем, кто чист душой.
– Это ты сам сейчас придумал?
Вместо ответа Ренн скользнул руками по моим плечам и собрал непослушные локоны в охапку. Рвано вдохнул воздух у виска, коснулся губами уха.
– Я много чего уже успел придумать… Пошли в дом?..
Мы молчали, заходя внутрь. Но молчание это было странным, многозначительным. Общались только пальцами – переплетая и слегка сжимая их.
От печи шло уютное тепло. На стенах плясали смазанные тени, они же лежали на лице моего лестрийца, делая скулы ещё более выраженными, а взгляд – глубоким.
Я всегда дрожала под этим взглядом.