Некромаги

22
18
20
22
24
26
28
30

До дней было далеко… Кисть целиком схватилась лишь к ночи, и внутренним зуммером стала греть и зудеть, залечиваясь. Еще через час, как смогла сносно шевелить ей, поползла по дну оврага. Вылезти на края нереально, а до воды добраться нужно, — и я, когда смогла найти траву, вылизывала с нее всю сохранившуюся влагу. Так продержалась ночь.

От боли трясло, и залечивать ноги оказалось сложнее. Саму себя шевелить, поднимать, ударить по суставу, чтобы вправить — сил не хватало! И, справившись с малым, долго отдыхала, чтобы взяться за большее. Бедро, колено, открытый перелом голени с костью наружу. Свод стопы тоже разбит.

Боль, боль, боль… я старалась не вспоминать о Толле, и все время думала об отце. Что бы он сказал о моем безумстве тогда и о мужестве сейчас? Потеряла голову, забыла обо всем, теперь один заплатил смертью, а я, вторая, плачу пыткой. Какова степень ошибки, такова и цена последствий!

Но он бы мной все равно гордился, отец. Гордился бы, что, отринув малодушие, выживаю по его урокам! В свои всего семнадцать, со своими жалкими силенками и страшными ранами. Я — не слабачка!

Когда нашла лесной ручей, то ощутила счастье животного, вода — жизнь. Мука не будет такой долгой, как ожидала, заживление пошло быстрее. Только чем стремительнее отступала боль, тем скорее пустоту заполняла горечь. Я лежала в траве и смотрела на звездное небо, которое Толлю вздумалось мне обязательно показать, как будто мы, оба южане, никогда его не видели… самое страшное знать — никто не придет. Меня не ищет отец — он умер. Не ищет Толль — он умер. И даже проклятые спасатели не искали — потому что дождь размыл кровавые следы бегства. Я осталась одна.

* * *

Почти закат. Солнце ушло к горизонту и било мне в глаза через стебли осоки. Авария с автобусом и пытка болью сейчас — небо и земля в сравнении, потому что я знала: он придет. По-иному ненормальный — мой Нольд, зверь и спаситель.

Я перестала воспринимать далекие звуки, сузив восприятие до своего пятачка, и услышала шорох и шаг, только когда они раздались совсем близко. Руки тронули за плечо и за шею, тело аккуратно и медленно развернулось, отдав в нижнюю часть обжигающей волной потревоженных ран.

— Коробка… коробка…

Я зашептала главное, пока не отключилась, и чувствуя себя по-идиотски счастливой в этот момент. Глаза у Нольда горели как два аквамарина, как два бездонных голубых неба, и воздух вокруг стал таким же кристально ясным и чистым. Без сомкнутого пространства я вдруг смогла ощутить его и сделать вдох настоящей свободы… он кивнул, и положил руку на живот. Под ребра въехало нечто яркое, — вспышкой покоя, и тьмы без мучений.

* * *

Очнулась я тоже во тьме. В мокром и тесном плену с одним маленьким окошком для дыхания. Застонала.

— Ноль…

— Слышу… Ева, потерпи, не успел я за два часа. Почти приехали.

Ян тоже здесь. По вернувшимся звукам, запахам и вибрации движения поняла — я в машине, завернутая во что-то плотное, лежу даже не на сиденье — а на полу. Как-то вытащили, как-то спрятали и вывезли. Еще минуты пути…

— Ян, следи, чтобы не видели…

Как ни старался бережно, я губы изгрызла, лишь бы не закричать. Перетерпела перенос из машины куда-то в дом. Писк электронного замка, подъем, снова звук двери и шаги стали глуше — в стенах квартиры. Развернули меня на мягком.

— Воды…

Ян исчез, вернулся с бутылкой и, придержав голову, дал осторожно напиться.

— Ноль, Троица точно не нужен?

— Нет. Ева, придется переждать, пока смогу снова отключить. Подряд нельзя.

— Да нормально все… было и хуже… Я сигаретницу потеряла, и сумка с вещами осталась там.