– Двадцать восемь лет уже Егор! Ты научиться хочешь?
– Хочу.
– Тогда давай работать.
В итоге он стал ей и другом, и наставником. А потом и партнёром.
Ник дисциплинированно пил кальций, валялся на кровати и ничего не делал. А, нет. С тоски подыхал еще. Чем дальше, тем всё становилось необратимее. Всё, нет ее. Будто и не было никогда в его жизни. Но ведь была. Была!
Такая, каких у него не было никогда. Нереально красивая. Неожиданно умная. Фантастически сексуальная. Странно чуткая. Упоительно нежная. И – всё. Исчезла. Ну, зачем она так? Зачем она всё усложнила, запутала, испортила?
Он попробовал занять голову. Но вся специальная литература, которую он раньше предпочитал любому другому чтиву, сейчас раздражала. Да и стажировка в Эфиопии показала, что на самом деле важно. Багаж знаний у него и без того приличный, не стоит забивать голову тем, что никогда может и не пригодиться. А вот клиническое мышление и практика… И вместо медицинских справочников взялся за Гумилёва.
Его тёзка знал, о чём писал. Нику вспомнился их с Любой разговор – после того, как она в первый раз… Какая она была откровенная. И как у него самого дыхание перехватывало от ее слов, как плотнее прижимал телефон к уху, боясь пропустить хоть слово. Воспоминания – такие неожиданно яркие. Такие внезапно болезненные. Всё, что ему осталось?
Он начал ходить – с тростью. Поначалу опираться на ногу было больно, но надо разрабатывать. Гулял потихоньку. Дошёл до гаража. Верный конь лежит в углу – покорёженный, поверженный. Как и его жизнь? Да ладно! Нога заживёт окончательно, и он придумает что-нибудь. Не может быть, чтобы нельзя было ничего исправить.
– А где дядь Коля?
На заданный вопрос Люба резко обернулась. Мальчишка лет шести-семи, из местных.
– Ты меня спрашиваешь?
– Ну да. – Пацан дёрнул вверх-вниз молнию на куртке, потёр нос. – Здрасьте. А дядь Коля чего больше не приезжает?
Ей даже пришлось зажмуриться – от внезапной острой боли вопроса. А потом она открыла глаза, и что-то такое есть в ее взгляде, видимо, что мальчишка вдруг отступил на шаг. Ну же, Люба, прекрати! Это всего лишь ребёнок, и он не виноват в твоих проблемах.
– Он занят. – Люба улыбнулась вымученно, через силу. – У него… много работы.
– А-а-а… ясно. Ну, вы тогда, это… передайте ему, что мне гланды вырезали! И я совсем не боялся – как он меня научил!
– Хорошо. – Она снова улыбнулась.
– А меня Славик зовут. До свидания! – Паренёк срывается с места и бежит на детскую площадку.
Улыбка гаснет, Люба прикусывает нижнюю губу совсем детским жестом. Чтобы не расплакаться. Чёртов Самойлов. Только-только она создала себе хрупкий стеклянный кокон, куда не было допуска воспоминаниям и сожалениям, и, вот, пожалуйста. Подкараулил на пороге ее собственного дома, ударил в спину рукой ребёнка. Ненавидит. Ненавидит! Прикусывает теперь уже щеку, полезла в сумочку за ключами. Да кого она обманывает? Любит…
Подсказка к Николаю пришла неожиданно, с экрана монитора. Он в очередной раз гипнотизировал ее персональные данные в скайпе. Люба последнее время почти всё время офлайн. На аватарке – прозрачный голубой шар. Статус: «Не трогай меня, я стеклянная. И меня сломаешь, и сам порежешься». Нику почему-то кажется, что эти слова – ему. И от этого невозможно тошно.