– Да, – цедит он сквозь зубы.
– Но… как?
– Варька научила.
– Варя? Как? Когда?
– Три месяца занятий. Понемногу. Не отвлекай. Я считаю. Чёрт! – Он споткнулся и остановился. – Чёрт. Прости. Я сбился.
В этот момент она понимает – невозможно его любить больше, чем она его уже любит. Но за этот вальс, за это его «Прости. Я сбился»… Кажется, что она стала его любить еще самую чуточку сильнее.
Она сжала крепче надёжные пальцы.
– Давай считать вместе. И – раз, два, три…
И вот они идут на свои места за столом.
– Любава, тебе эта штука сзади не мешает? – Ник крепко держит Любу за руку.
– Ты про шлейф?
– Это называется шлейф?
– Вообще-то, на самом деле, – заговорщически шепчет она ему на ухо, притянув к себе за шею, – это у твоей самочки звероящера вырос… хвост!
И впервые за сегодняшний сумасшедший день она слышит его смех. Искренний смех.
И вот они за столом.
– Ну? – Она протянула ему бокал с шампанским. – Теперь-то ты выпьешь уже, неврастеник мой?
– Выпью, – кивнул он. – Но не это. Доставай фляжку.
– По твоей милости, Самойлов, я выходила замуж с коньяком под юбкой.
– Он от этого, наверное, особенно вкусный. – Ник отвинчивает крышку, салютует ей. – Ваше здоровье, госпожа Самойлова.
И только получив назад фляжку и ощутив ее звонкую лёгкость, Люба осознает весь масштаб катастрофы. Вглядывается в цифры в нижней части фляжки.