Элита. На дне класса

22
18
20
22
24
26
28
30

Мелена не была психологом, но ей стало очевидно, что мать не в себе. Ее реакция оказалась чрезмерной, Аманда билась в истерике, а глаза налились кровью, когда она выкрикивала дочери в лицо всякую чушь. А затем неожиданно дала девушке пощечину: но отнюдь не киношную, когда одна дама бьет соперницу по щеке. Нет, то была полноценная оплеуха, да такая, что у Мелены зазвенело в ушах, и она подумала, что у нее лопнула барабанная перепонка.

Она была обезоружена и не ответила тем же, ей не хотелось так поступать, Мелена не собиралась начинать драку, поэтому завопила как сумасшедшая. Сцена была малоприятная. Истеричная, выжившая из ума мать и полумертвая дочь, эмоционально подкошенная и визжащая так, словно она увидела убийцу из «Я знаю, что вы сделали прошлым летом»[40]. Может, крик был просто защитой, как у скунсов, когда они извергают зловонную субстанцию, чтобы сбить противника с ног, но родительница восприняла это хуже, чем если бы Мелена ударила в ответ… и, чтобы не слышать ее или выиграть в схватке, она ударила снова, а потом еще раз, и Мелена упала и свернулась калачиком на полу, а мать набросилась на нее с кулаками. Откуда у нее взялась такая прыть, если минуту назад она смахивала на овощ?

Говорят, что для защиты своих детей матери черпают силу у камней, и существует миф о том, что мать, которая видит, что ее потомство в опасности, способна даже сдвинуть с места автомобиль. Так вот, здесь все события разворачивались в обратном направлении.

Мелена закрывала голову, лицо, уши и просила, чтобы мама остановилась и прекратила побои, но та превратилась в одержимую и не могла ничего с собой поделать. Она выкрикивала несвязные оскорбления, издавала нечленораздельные звуки, рыдала и лепетала что-то, истекала слюной, сидя на своей шестнадцатилетней дочери, которая хотела взять деньги только для того, чтобы поесть, ни для чего другого.

Но еще мать говорила о наркотиках и о том, что Мелена хотела украсть деньги, чтобы словить кайф, и тому подобное. В общем, это было очень жалкое и мрачное зрелище. Внезапно наступила тишина, затопившая все вокруг: женщина до такой степени измоталась, что вдруг увидела себя со стороны и уже не смогла избивать Мелену.

А сцена была такой. Мать оседлала беспомощную дочь, которая не двигалась и даже не плакала, напуганная и не знающая, что делать, кроме того как ждать, когда это прекратится.

И мать действительно остановилась. Отстранилась, поползла по полу, прислонилась к стене и разрыдалась. Эмоциональный беспорядок, который она ощущала, был соразмерен хаосу в спальне, в гостиной…

Она откинула волосы с лица, провела рукавом по носу, чтобы вытереть слезы, которые капали и стекали в рот, и прошептала:

– Возьми карточку и делай что хочешь…

Мелена была в шоке. Ее уже не интересовали ни деньги, ни еда и не волновала собственная жизнь, ее ничего не привлекало. Из носа текла струйка крови. Она потрогала лицо, увидела, что рука окрасилась в красный цвет, и протянула ее в сторону матери, глядя на родительницу расширенными глазами. Мелена ничего не сказала, да и не нужно было, сцена и так оказалась красноречивой.

Потом девушка встала и начала медленно подниматься по лестнице. Она оперлась рукой о белые перила, на которых появился кровавый след. Несколько капель упали на ковровое покрытие.

Когда Мелены не было рядом, а одиночество и тишину нарушал лишь отдаленный закадровый голос лживой телерекламы, мать прошептала нечто неуловимое, еле слышно, почти беззвучно:

– Прости…

Но было уже поздно, никто не смог услышать ее.

Мелена лежала на кровати, свернувшись калачиком под одеялом. Если бы у нее была сестра, которая бы обняла ее, девушке бы, наверное, полегчало… Жаль, что она никогда не чувствовала любви или тепла от матери. Ее охватила страшная тоска, тогда она с трудом встала и, еле держась на ногах и всхлипывая, поплелась к шкафу и принялась копаться в вещах в поисках чего-то. Вы можете подумать, что она искала марихуану, но вы ошибаетесь. Она достала свитера и толстовки. Мелена вытащила все зимние тряпки, и, когда пол был завален шерстяными вязаными вещами, обнаружила что-то скомканное и немного неправильной формы: старую мягкую игрушку – единорога, или рогатого пони, или пегаса, но очень маленького пегаса. Она очень любила его в детстве.

Лицо Мелены на мгновение засветилось от счастья, и она взяла пегаса к себе в «пещеру», крепко обняв игрушку.

Она продолжала плакать. Ей хотелось волшебным образом исчезнуть, чтобы мысли перестали мучить ее, поскольку она не могла прекратить анализировать жизнь и не возвращаться бесконечно к мрачным воспоминаниям. У нее всегда была тяжелая жизнь, она никогда не получала ни ласки, ни одобрительных похлопываний по спине. Раньше Мелена думала, что это нормально, что все матери кричат и бьют, а одиночество – естественное состояние любой девочки в мире, но теперь она выросла, могла объективно изучать обстоятельства своей биографии и отчетливо видела, что она по уши в дерьме. У нее нет будущего, а может, оно скрыто в тумане. У нее не было ни интересов, ни иллюзий, ни целей, ни друзей, ни семьи.

У нее имелся только бесконечный список ужасных воспоминаний, неприятных переживаний и отрывков из прошлого, которые она хотела бы стереть из памяти по щелчку пальцев, но Мелена не обладала такими возможностями.

Мелена даже не могла бы стать невидимкой, что в принципе бы ее устроило: но с другой стороны – она уже давно чувствовала, что никто ее не видит и она никому не нужна.

В голове проносились хаотичные картины. Вот она прыгнула с моста, нет, мостов поблизости нет, а если бы она выбросилась из окна, то, пожалуй, лишь вывихнула бы ногу – и ничего более. Она перерезала себе вены, нет, такое никогда не срабатывало, какие-то люди всегда находили тебя, спасали, а потом все становилось намного хуже. Она пыталась задержать дыхание, что оказалось бесполезно. У нее не нашлось веревки, особо рукастой Мелена никогда не была, поэтому завязывание морских узлов являлось для нее неразрешимой задачей. Она могла бы посмотреть, как это делается, на «Ютьюбе», но ей не хотелось искать телефон.