– А за уши таскать не будешь? – Лицо скривилось.
Даже когда Лесавесима одними мягкими губами чуть прикусывает нежные органы слуха, восторг от весёлой игры с любимой дочуркой быстро сменяется не самыми приятными ощущениями.
– Не буду, – пообещал Раткин-старший.
Когда Элан с опаской приблизился к своему славящемуся строгостью деду, все окружающие замерли, ожидая развязки. Но ветеран, сделав просто невероятное усилие над бушующими эмоциями, неожиданно тепло улыбнулся, и сгрёб внука в объятия.
– С возвращением, – он хлопал своего внука по спине.
Мать и отец тут же присоединились, тиская сына, пока Афалия так же переобнималась со всеми своими: женщины пустили слёзы, а дочка тут же прижалась к маме.
– Ты так изменилась, – заметно дрожащим голосом сказала Елизавета Анатольевна, гладя лицо девушки влажными от пота ладонями.
Афалия виновато опустил глаза, и расплакалась на маминой груди:
– Прости, простите… пожалуйста…
– Ну, ничего, ничего, – мать гладила её головку, но видно было, что успокаивает она скорее сама себя.
Ростислав Алексеевич тяжело поднялся с колена, убрал руки с плеч любимого дитя, и повернулся к Лису. Тот снова напрягся, но твёрдо попросил:
– Не ругайте только, прошу Вас, ни наших кураторов, ни Учёный Совет – они не знали, а когда поняли, что именно происходит, уже было поздно. Это было наше решение, ни чьё больше.
– Ладно, – тяжёлая ладонь взъерошила светло-рыжие волосы, – уже ведь ничего назад не вернуть. Но…
Губернатор покраснел от натуги, едва сдерживая негодование:
– Ну, вы, блин, и дали!!!
Его сбивчивое, с резкими переходами между словами, восклицание, переполненное скорее удивлением, чем злостью, вызвало волну смеха у собравшихся ибисовцев. Хохотали до упаду все, и стар, и млад, даже Доронина рассмеялась сквозь слёзы, ещё крепче прижав к себе ненаглядную дочь.
Элан, довольный и счастливый, обнял Ростислава Алексеевича как родного отца, незаметно, одной улыбкой поблагодарив деда. Именно железная воля и громадный авторитет, который успел завоевать Николай Иванович у семьи Дорониных, и стали тем предохранителем, который не дал взорваться настоящей бомбе.
Праздник вошёл в более привычное русло, хотя и не отличался каким-то запредельным весельем: большинство эволэков вернулось из Океанеса неделю-две назад, многие и того меньше, так что, энергия быстро кончилась. Текли неспешные разговоры, а некоторые девчонки вообще, пригревшись на руках матерей и отцов, уже сопели носами, с трудом борясь с непреодолимым желанием заснуть. Их пока не отпускали по домам, ведь физическое и психическое состояние ещё оставляло желать много лучшего, хотя и опасений не вызывало.
Руководство института не терзало никого громкими речами и не требовало того же от других, а просто кочевало от стола к столу, вело довольно непринуждённые беседы с родными подчинённых. Те несказанно радовались тому, что все дети вернулись живыми с очень трудного задания, и, не скрывая слёз, благодарили Учёный Совет и наставников за их тяжёлый труд.
Лис присел рядом со своей возлюбленной (та так и не слезла с маминых колен), и кормил её с ложечки. Лисичка всё время капризничала, крутила носиком, но Элан настаивал, мягко уговаривая: