Но настоящая история раннего The Who была амфетаминами. Говорят, что заикание в «My Generation» – это впечатление от модификаций скорости. По словам Пита Таунсенда об «I Can’t Explain»:
«…это песня, написанная 18-летним парнем, о том, что он не может сказать своей девушке „я люблю тебя“, так как перебрал с декседрином. Мне вообще не понравилось работать с этой группой. То, что мы продюсировали, не было тем, в чем я точно хотел участвовать. The Who создавали не ту музыку, которую я хотел, они не были той группой, в которой я хотел быть, и это была одна из тех вещей, где я просто случайно оказался, и они собрали нас вместе, и мы пошли именно в этом направлении. Если бы мы грабили банки, у меня было бы так же мало контроля над тем, участвую ли я в этом. Мне всегда было некомфортно. Мне всегда было не по себе. А мою жену, например, это сводило с ума! Я возвращался из тура, и она говорила: „Как это было?“, а я отвечал: „Это был ад“, а она говорила: „Ну, тогда почему ты это делаешь?“, а я отвечал: «Потому что у меня нет выбора», и она говорила: „Ну, у тебя есть выбор“, а я отвечал: „У меня нет выбора! У МЕНЯ НЕТ ВЫБОРА!“ Я чувствовал себя в ловушке. Я чувствовал себя заключенным. Но я также чувствовал, что как группа мы выполняем определенную функцию. Другими словами, я получал зарплату. Это был интересный момент. Я написал первую песню для The Who под названием „I Can’t Explain“, которая стала хитом. И я чувствовал связь с аудиторией. Я чувствовал, что произошло то, что группа, звукозаписывающая компания, менеджеры и публика все говорили мне: „Нам очень нравится эта песня, которую ты написал. Напиши еще“. И я подумал: „А!“; знаете ли, „я художник – и у меня есть заказ“. И это поддерживало меня всю мою жизнь.
Что было ужасно, так это то, что я собирался бросить художественный колледж и сбежать с этой гребаной ужасной шайкой паршивцев. Людей, с которыми у меня не было абсолютно ничего общего. Ничего. Следующее, что я вспомнил, я разбиваю гитары на концертах, говоря: „Я разрушаю инструмент моего буржуазного детства“.
„Это не спектакль! Это саморазрушительное искусство“ – вот где я до сих пор».
Пит Таунсенд в The Who был подобен чувствительному рулю в космическом корабле на старте. Группа раздвигала границы тяжести, это встретили неожиданной реакцией, и все пошло по кругу.
«Я был в Шотландии и прочитал в Melody Maker, что Пит Таунсенд сказал: „Мы только что сделали самый непристойный, громкий и нелепый рок-н-ролльный альбом, который вы когда-либо слышали“, – говорит Пол Маккартни. – Я так и не узнал, какой именно трек они записали, но это меня торкнуло – прямо слышал, как он об этом говорит. Поэтому я сказал ребятам: „Думаю, нам стоит сделать такую песню; что-то действительно дикое“. И я написал „Helter Skelter“. Там можно различить треск голосов, и мы играли ее так долго и так часто, что к концу можно услышать, как Ринго говорит: „У меня на пальцах волдыри“. Мы просто пытались сделать ее громче: „Не можем ли мы сделать так, чтобы барабаны звучали громче?“. Это было действительно все, что я хотел сделать, – сделать очень громкую и непристойную рок-н-ролльную пластинку с The Beatles. И я думаю, что это неплохой вариант».
В то время как «I Can See for Miles» не особенно тяжелая по стандартам The Who («My Generation» обладает гораздо большей мощностью), «Helter Skelter» чертовски жесткая. Звук гитары искаженный и резкий. Бас гулкий и округлый. Ринго бьет по барабанам сильнее, чем когда-либо прежде[37], и его качающийся ритм движет песню вперед, приближаясь к дум-металу. Песня едва вписывается в мелодию, а изогнутые гитарные ноты предвещают более поздние металические соло. Это блестящий, сокрушительный кусок «гаражного метала», и он написан парнем, который также написал «The Frog Chorus»[38]. Неожиданно «битлы» написали самую тяжелую песню на тот момент.
Но в то время как все группы «Британского вторжения» – The Beatles, The Who, The Kinks, The Troggs, The Animals – время от времени писали тяжелые песни, одна группа настаивала на этом с таким постоянством, что они стали эталоном, на который опирались все новые группы хеви-метала. Этой группой была Cream.
Эрик Клэптон[39] прославился в Yardbirds, а Джон Мэйолл в Bluesbreakers. Его стиль был традиционным блюзом с оттенком английского рока. Он объединился с (барабанным гением и пресловутым придурком) Джинджером Бейкером и (басистом и, очевидно, достаточно хорошим парнем) Джеком Брюсом. Cream играли более жесткую, значительно более тяжелую версию модного блюз-рока с психоделическими элементами, которые вскоре станут повсеместными среди британских рок-групп.
Cream также играли на невероятно высокой громкости благодаря новым усилителям Marshall, которые были разработаны для удовлетворения требований музыкантов к мощности, заполняющей зал. Джинджер Бейкер жаловался, что его слух был необратимо поврежден музыкой Cream.
Они просуществовали всего четыре года, но делали потрясающие мелодии, такие как «Sunshine of Your Love» и «Tales of Brave Ulysses», они оставили смелый и тяжелый след в музыкальном пейзаже. Их наследие вскоре было продолжено первым поколением групп, которые получили смехотворное название «хеви-метал».
Между тем развитие технологий помогло еще больше развить звук.
Искривление усилителя – позже ставшее ключевой частью гитарного звука хеви-метала – изначально было спроектировано на основе этих ранних машин. Но, как мы узнали выше, музыканты вроде Дэйва Дэвиса осознали, что искажение может добавить еще большей мощности игре. Прислушавшись к этому новому стремлению к искажениям, инженеры изменили свою конструкцию, чтобы позволить усилителям работать с перегрузкой.
Усиление громкости и искаженный звук потребовали нового подхода к гитаре. Звонкие открытые аккорды терялись как в вате, поэтому были написаны риффы, которые смогли бы прорезать эту тину. Такие риффы, как у The Who в «My Generation», как «Day Tripper» у The Beatles и «Sunshine of Your Love» от Cream, были двигателем более тяжелого звука.
Но, какими бы тяжелыми ни были Cream, соревнование за «тяжеляк» между крупными британскими группами затмило прибытие в Лондон кое-кого, кто был намного тяжелее всех остальных.
Джими Хендрикс родился в Сиэтле в 1943 году. После службы в ВВС США (он сломал ногу во время прыжка с парашютом) Джими провел несколько лет, оттачивая свои навыки игры на гитаре в Chitlin Circuit, преимущественно играя живую музыку для чернокожих. Он играл каждый день часами, ему постоянно приходилось учить новые песни и всегда выступать без ошибок. Конечно, это было относительно неблагодарное существование, и он мечтал выступать самостоятельно как сольный исполнитель.
Я знаю, что вы, вероятно, назвали бы его бродягой,Но я знаю, что это немного глубже, чем то,Кем он является…БУМ! Би-би-би-биун…«Highway Chile»В итоге Джими сформировал свою собственную группу Jimmy James and the Blue Flames и получил место в нью-йоркском Cafe Wha. Именно там его увидел басист The Animals Чес Чендлер и предложил двинуться в Лондон, чтобы стать звездой. А то! Хендриксу необходимо было попасть на динамичную лондонскую музыкальную сцену, чтобы его таланты оценили по достоинству. Горькой зимой 1966 года он был представлен британской музыкальной элите. Его первые шоу в Великобритании прошли в тени Эрика Клэптона и Пола Маккартни. Вскоре он стал звездой на своих собственных правах.
Стиль Хендрикса был зажигательным и свежим взглядом на блюз. Он использовал кричащий бэк, сценические уловки, которые разработал, отдавая дань (и способствуя забвению) таким зубрам, как Литтл Ричард, а также плавность игры, которая была куда более выразительной, чем у любого гитариста до него, – все это выходило прямиком из его души.
Пит Таунсенд утверждает, что они с Эриком Клэптоном подружились на основе их общего трепета перед Джими[40].
Песня Cream «Sunshine of Your Love» была написана Джеком Брюсом сразу после того, как он впервые увидел Хендрикса: «После концерта он пошел домой и придумал рифф. Это было строго посвящение Джими. А потом мы написали песню поверх него», – сказал Клэптон журналу Rolling Stone в 1988 году. Затем Хендрикс ответил комплиментом, когда услышал новости о разрыве Cream, сыграл песню в телешоу Happening for Lulu и посвятил ее группе.
ebooksa