Корона Мышки-норушки

22
18
20
22
24
26
28
30

Элен ощупала меня взглядом.

– Будь я помоложе, могла бы подумать, что понравилась вам. Но я сейчас уже не сочный ананас, а сушеный финик. На хрена такая баба рядом? Ни рожи, ни кожи, ни темпераменту, нету пламени, один дым и чад. Вы с виду приятный, одеты не на рынке, машина дорогая, можете многих девок привлечь. Значит, ваш интимный интерес ко мне отметается. Что остается? Хотите выяснить кой-чего о хозяйке. Отвечу: жить с ней тяжело, работать вообще горе. Капризная, вредная, целиком от своего настроения зависит. Настроение меняется, как при климаксе, да он уже у нее давно миновал. Засохла яблоня, а червяки на ней разбушевались. Платит со слезами, аж трясется от жадности, когда деньги отдает. Врет всем, что у нее полон дом прислуги, а по правде одна я. Знакомые ей кличку навесили – Мышка-норушка. Верно подмечено, она хитрая до изумления. После похорон Михаила Петровича мне следовало от Инны сразу уйти. Да хозяин незадолго до смерти сказал: «Элен, нехороший сон уже неделю мне снится. Свадьбу играю, лица невесты не вижу, завешено оно. И птицы, птицы летают. Вороны. Каркают. В холодном поту просыпаюсь. Слушай внимательно. Если я умру, не бросай Инну. Все про нее знаю. Но одна она не выживет, глупостей натворит, с дураками подружится. Лева идиот, он матери не помощник. Одна надежда на тебя». Я рот открыла, Михаил Петрович пальцем погрозил: «Сразу не отвечай. Вот тебе конверт. Изучи содержимое и потом реши.

Элен сделала шаг.

– Дарственная там лежала на двушку, сберкнижка на мое имя с хорошей суммой, записка еще: «Что бы ты ни решила, это все твоим останется. Спасибо за дружбу. Квартира новая, с мебелью, хоть сейчас въезжай. Миша». А я его только Михаилом Петровичем называла. И всегда покрывала, очень хозяин женщин любил. Давно-давно, когда я только нанялась на службу, он меня за мягкое место ущипнул. А я в тот момент сковородку мыла. Как долбанула его по кумполу от всей своей молодой дури. Хорошо, не чугунная сковорода была, алюминиевая. А то бы сидеть мне на зоне за убийство. Но все равно синячище отменный нарисовался. И как Михаил Петрович отреагировал? Сначала ойкнул, а потом рассмеялся: «Понял. Давай дружить?!» Мизинец колечком свернул и зашептал: «Мирись, мирись и больше не дерись. А если станешь драться, я буду кусаться». Мне тоже смешно стало. С того дня мы стали одной командой, никогда он ко мне не лез. Я его как брата оплакивала. И осталась с Инной. Более ничего сообщить не могу!

– Вы хорошо знали Катю? – спросил я.

– Парень, я русским языком сказала: более ничего сообщить не могу, – повторила Элен, – видать, не понял ты литературной речи. Могу объяснить неприличным русским языком. Авось тогда до мозга твоего дойдет смысл.

– Михаил Петрович просил вас присмотреть за Инной, – уточнил я.

Собеседница взглянула на меня исподлобья.

– Ну?

– Госпожа Волкова попала в неприятную ситуацию, – спокойно продолжил я, – она только сейчас поняла, что ничего не знает о невестке. Мать очень хотела женить сына, Екатерина показалась ей подходящей партией. Что-то мне подсказывает: Инна Владимировна склонна принимать решения, основываясь на чувствах, а не на разуме. Вы другая, сначала думаете, потом делаете и всегда держите свои обещания. Наверное, увидев, что дело выруливает к свадьбе, вы навели справки о невесте и ничего дурного не узнали. Иначе бы вы не дали браку совершиться. Михаил знал, кому поручить заботу об Инне. Я не враг Волковой, не продаю информацию желтой прессе. Вот моя визитка, наведите справки о детективе Подушкине. Кого вдова пустила в семью? Кто ограбил Инну? Вероятно, ответы найдутся в информации, которой владеете только вы. Извините, что отнял у вас время. Коли захотите со мной поговорить, я сразу отвечу.

С этими словами я откланялся, пошел к машине, сел за руль, завел мотор, услышал стук в стекло пассажирской двери и открыл окно.

– Сяду рядом, езжай вперед, – приказала Элен, устраиваясь на сиденье. – Тут есть тихий подвал, Инна там никогда не появляется. А в кафе, о котором ты говорил, она постоянный гость.

Мы направились в заведение, о котором говорила горничная, и нашли его почти пустым.

– Спасибо, Ваня, не всегда правильно молчать, – сказала Элен, взяв у официанта тарелку с пирожными. – Только поклянись самым дорогим, что информация от тебя не протечет. Мама твоя жива?

Я кивнул.

– Вот ее здоровьем и поклянись, – велела домработница, глянула на меня и махнула рукой. – Не надо. Не в дружбе ты с родительницей.

– Мы в хороших отношениях, – возразил я и услышал от Элен:

– Но разорвется ли ваше сердце, если я уеду на Восток?

Меня охватило секундное замешательство. Женщина, которая сейчас сидит напротив меня, читала Джона Голсуорси? Она держала в руках роман «Сага о Форсайтах»? Пронзительное произведение о любви, семейной жизни, об отношениях между мужчиной и женщиной, о том, как искренне любящие родители могут испортить жизнь дорогих их сердцу детей, а равнодушная мать дарит ненужным ей отпрыскам способность жить счастливо при любых обстоятельствах? Ну нет, эта литература не для Элен.

Она вдруг улыбнулась и заговорила иначе, не как малограмотный человек, который никогда не интересуется книгами.